Письмо жены Пилата Клавдии Прокулы к Фульвии

Глава 1
1 Ты просишь меня, любезный верный друг, описать тебе события, совершившиеся со дня нашей разлуки. Молва о некоторых из них долетала до тебя, и таинственность, в которую они облечены, поселяет в тебе безпокойство о моей участи.
2 Повинуясь твоему нежному призыву, я стараюсь собрать в моей памяти разбросанные обломки цепи моей жизни. Если в этом описании ты встретишь обстоятельства, которые поразят твой разум, то вспомни, что Верховные творческие силы окружили непроницаемыми завесами наше рождение, существование и смерть и что невозможно слабым смертным измерить тайны судеб их.
3 Я не буду напоминать тебе о первых днях моей жизни, так мирно пролетевших в Нарбоне, под кровом родительским и в охранении твоей дружбы. Ты знаешь, что с наступлением моей шестнадцатой весны, я была соединена узами брака с римлянином Понтием, потомком древнего и знаменитого дома, занимавшим тогда в Иберии важное правительственное место.
4 Едва мы вышли из храма, как мне должно было ехать с Понтием в провинцию, ему вверенную.
5 Нерадостно, но и без отвращения я последовала за супругом, который по своим летам мог быть отцом моим.
6 Я тосковала о вас, тихий отеческий дом, счастливое небо Нарбоны, прекрасные памятники, свежие рощи моей родины. Я приветствовала вас глазами, полными слез.
7 Первые годы моего замужества прошли спокойно, небо даровало мне сына. Он был мне дороже дневного света! Я разделяла мои часы между исполнением обязанностей и удовольствиями, позволительными женщинам.
8 Сыну моему минуло пять лет, когда Понтий, по особенной милости императора, был назначен проконсулом Иудеи.
9 Мы отправились с нашими служителями по живописной дороге; я любовалась этою страною, богатою и плодовитою, которой муж мой должен был управлять именем Рима.
10 Владыки народов в Иеросалиме меня окружали почестями, но я жила в совершенном уединении, ибо евреи подозрительны, горды, ненавидят чужестранцев - "гоев", как они нас называют. По их злоречию, мы оскверняем своим присутствием землю, будто бы завещанную им Богом.
11 Я проводила время с моим младенцем посреди моих тихих садов, где мирты переплетались с фисташками, где стройные пальмы возвышались рядом с цветущими померанцами и гранатовыми деревьями, - там, под этою свежею тенью, я вышивала покровы для алтарей или читала стихи Виргилия, столь усладительные для слуха и еще более сладкие для сердца.
12 В редкие минуты досуга, которые муж мой уделял мне, он бывал мрачен и грустен. Как ни тверда рука его, но и она была еще слабою, чтобы удержать в повиновении этот жестоковыйный народ, так долго независимый, возмутительный от природы, разделяемый тысячью буйных сект, которые соглашались только между собою в одном - в бешеной ненависти к имени римскому!
13 Одно лишь из значительных семейств в Иеросалиме оказывало мне некоторую дружбу; это была семья начальника синагоги.
14 Я находила удовольствие в посещении его супруги - Саломии, явившей образец добродетели и кротости, в свидании с их двенадцатилетней дочерью Семидой, любезною и прекрасною.
15 Иногда они говорили мне о Боге отцов своих, читали мне некоторые отрывки из священных книг.
16 И сказать ли тебе, Фульвия? Вспоминая слышанные из уст Саломии хвалы Всевышнему Богу Иакова, Богу Единому, невещественному, вечному, недоступному страстям и порокам, которым мы так часто даем божественные имена на алтарях наших, Милосердому, Всемогущему Богу, соединяющему благость, чистоту и величие, - я слышу голос Семиды.
17 Он сливается со звуками псалтири царя Давыда, которые я пробовала повторить на лире.
18 Как часто в моем уединении, подле колыбели моего сына, я повергалась на колени, молясь Богу о милых моему сердцу. Ему ведь сама судьба, с её железною рукою, готова покориться, как раба Владыке. И я вставала всегда подкрепленною и утешенною.
19 Но с некоторого времени Семида оказалась нездорова. Как-то утром мне сказали, что она скончалась в объятиях матери, причем без предсмертного томления.
20 Сраженная скорбью, обняв своего сына, я поспешила к ним, чтобы поплакать с несчастною Саломиею.
21 Дойдя до искомой улицы, мои люди с трудом могли проложить дорогу моим носилкам, ибо флейтщики, певчие и толпы народа теснились вокруг дома.
22 Остановясь на подходе, я заметила, что толпы расступились пред группой идущих, и расступились с почтительным любопытством.
23 Во-первых, в этой группе я увидела отца Семиды. Но вместо скорби, которую я ожидала прочесть на почтенном лице его, оно выражало глубокое убеждение и странную надежду, для меня непонятные.
24 Подле него шли три человека простой и грубой наружности, бедно одетые, за ними, завернувшись в мантию, шел некий Муж во цвете лет.
25 Я подняла глаза. И вдруг опустила их, как бы пред ярким сиянием солнца. Мне казалось, что чело Его озарено, что венцеобразные лучи окружают Его локоны, ниспадавшие по плечам, как у жителей Назарета.
26 Невозможно выразить тебе, что я почувствовала при взгляде на Него. Это было вместе могущественное влечение, ибо неизъяснимая сладость разливалась во всех чертах Его, и тайный ужас, потому что глаза Его издавали блеск, который как бы обращал меня в прах.
27 Я последовала за Ним, сама не зная, куда иду.
28 Дверь отворилась, и я увидела Семиду; она лежала на одре, окруженная светильниками и овеянная ароматами. Она была еще прекрасна небесным спокойствием, но чело было бледнее лилий, рассыпанных у ног ее.
29 И синеватый перст смерти оставил след на ее впалых ланитах и поблекших устах. Саломия сидела подле неё безмолвная, почти лишенная чувств. Она, казалось, даже не видела нас.
30 Иаир, отец девицы, бросился к ногам Незнакомца, остановившегося у постели, и, указывая Ему красноречивым жестом на усопшую, воскликнул: "Господи! дочь моя в руках смерти, но если Ты пожелаешь, она оживет!"
31 Я затрепетала при сих словах, как бы сердце приковалось к каждому движению Незнакомца.
32 Он взял руку Семиды, устремил на неё Свои могучие взоры и произнес: "Встань, дитя Мое".
33 Фульвия, она повиновалась!
34 Семида приподнялась на своем ложе, поддерживаемая невидимою рукою, глаза её открылись, нежный цвет жизни расцвел на её ланитах.
35 Она протянула руки и воскликнула: "Матушка!"
36 Этот крик разбудил Саломию. Мать и дочь судорожно прижались друг к другу, а Иаир, простершись на землю и осыпая поцелуями одежды Того, Кого называл Учитель, повторял: "Что должно, чтобы служить Тебе, чтобы получить жизнь вечную?"
37 "Изучить и исполнять два закона: любить Бога и любить ближнего!" Сказав это, Он скрылся от нас, как эфирная, светлая тень.
38 Я стояла на коленях, сама того не замечая, затем встала и возвратилась домой.
39 Блаженное семейство вместе с отцом Иаиром было на вершине наслаждения. Изобразить их нельзя ни кистью, ни пером.
40 За ужином я рассказала Понтию всё, чему была свидетельницею.
41 Он поник головою и сказал: "И ты видела Исуса Назаретского? Это Его ненавидят фарисеи и саддукеи, люди Ирода и лукавые левиты. С каждым днем возрастает эта ненависть, и мщение витает над головою Его.
42 А между тем речи Назарянина - речи мудреца, и чудеса Его - чудеса Истинного Бога. За что они ненавидят Его? За то, что Он обличает их пороки и непокорность.
43 Я слышал Его однажды: "Убелённые гробы, порождение ехидны, - говорил Он фарисеям. - Вы взваливаете на рамена братий ваших ноши, до которых бы не хотели коснуться концом пальца; вы платите подати за травы - мяту и тмин, но мало заботитесь об уплате должного по законам веры, правосудия и милосердия".
44 Смысл этих слов, глубоких и истинных, раздражает этих надменных людей, и горизонт мрачен для Назарянина".
45 "Но ты будешь защищать Его, - вскричала я с ужасом, - ты имеешь власть!"
46 "Моя власть не что иное, как призрак пред этим мятежным, коварным народом! Между тем я бы душевно страдал, если бы должен был пролить кровь этого Мудреца".
47 С этими словами Понтий встал и вышел, погруженный в глубокую думу. Я осталась одна в мрачной и невыразимой грусти.

Глава 1
1 Ты просишь меня, любезный верный друг, описать тебе события, совершившиеся со дня нашей разлуки. Молва о некоторых из них долетала до тебя, и таинственность, в которую они облечены, поселяет в тебе безпокойство о моей участи.
2 Повинуясь твоему нежному призыву, я стараюсь собрать в моей памяти разбросанные обломки цепи моей жизни. Если в этом описании ты встретишь обстоятельства, которые поразят твой разум, то вспомни, что Верховные творческие силы окружили непроницаемыми завесами наше рождение, существование и смерть и что невозможно слабым смертным измерить тайны судеб их.
3 Я не буду напоминать тебе о первых днях моей жизни, так мирно пролетевших в Нарбоне, под кровом родительским и в охранении твоей дружбы. Ты знаешь, что с наступлением моей шестнадцатой весны, я была соединена узами брака с римлянином Понтием, потомком древнего и знаменитого дома, занимавшим тогда в Иберии важное правительственное место.
4 Едва мы вышли из храма, как мне должно было ехать с Понтием в провинцию, ему вверенную.
5 Нерадостно, но и без отвращения я последовала за супругом, который по своим летам мог быть отцом моим.
6 Я тосковала о вас, тихий отеческий дом, счастливое небо Нарбоны, прекрасные памятники, свежие рощи моей родины. Я приветствовала вас глазами, полными слез.
7 Первые годы моего замужества прошли спокойно, небо даровало мне сына. Он был мне дороже дневного света! Я разделяла мои часы между исполнением обязанностей и удовольствиями, позволительными женщинам.
8 Сыну моему минуло пять лет, когда Понтий, по особенной милости императора, был назначен проконсулом Иудеи.
9 Мы отправились с нашими служителями по живописной дороге; я любовалась этою страною, богатою и плодовитою, которой муж мой должен был управлять именем Рима.
10 Владыки народов в Иеросалиме меня окружали почестями, но я жила в совершенном уединении, ибо евреи подозрительны, горды, ненавидят чужестранцев - "гоев", как они нас называют. По их злоречию, мы оскверняем своим присутствием землю, будто бы завещанную им Богом.
11 Я проводила время с моим младенцем посреди моих тихих садов, где мирты переплетались с фисташками, где стройные пальмы возвышались рядом с цветущими померанцами и гранатовыми деревьями, - там, под этою свежею тенью, я вышивала покровы для алтарей или читала стихи Виргилия, столь усладительные для слуха и еще более сладкие для сердца.
12 В редкие минуты досуга, которые муж мой уделял мне, он бывал мрачен и грустен. Как ни тверда рука его, но и она была еще слабою, чтобы удержать в повиновении этот жестоковыйный народ, так долго независимый, возмутительный от природы, разделяемый тысячью буйных сект, которые соглашались только между собою в одном - в бешеной ненависти к имени римскому!
13 Одно лишь из значительных семейств в Иеросалиме оказывало мне некоторую дружбу; это была семья начальника синагоги.
14 Я находила удовольствие в посещении его супруги - Саломии, явившей образец добродетели и кротости, в свидании с их двенадцатилетней дочерью Семидой, любезною и прекрасною.
15 Иногда они говорили мне о Боге отцов своих, читали мне некоторые отрывки из священных книг.
16 И сказать ли тебе, Фульвия? Вспоминая слышанные из уст Саломии хвалы Всевышнему Богу Иакова, Богу Единому, невещественному, вечному, недоступному страстям и порокам, которым мы так часто даем божественные имена на алтарях наших, Милосердому, Всемогущему Богу, соединяющему благость, чистоту и величие, - я слышу голос Семиды.
17 Он сливается со звуками псалтири царя Давыда, которые я пробовала повторить на лире.
18 Как часто в моем уединении, подле колыбели моего сына, я повергалась на колени, молясь Богу о милых моему сердцу. Ему ведь сама судьба, с её железною рукою, готова покориться, как раба Владыке. И я вставала всегда подкрепленною и утешенною.
19 Но с некоторого времени Семида оказалась нездорова. Как-то утром мне сказали, что она скончалась в объятиях матери, причем без предсмертного томления.
20 Сраженная скорбью, обняв своего сына, я поспешила к ним, чтобы поплакать с несчастною Саломиею.
21 Дойдя до искомой улицы, мои люди с трудом могли проложить дорогу моим носилкам, ибо флейтщики, певчие и толпы народа теснились вокруг дома.
22 Остановясь на подходе, я заметила, что толпы расступились пред группой идущих, и расступились с почтительным любопытством.
23 Во-первых, в этой группе я увидела отца Семиды. Но вместо скорби, которую я ожидала прочесть на почтенном лице его, оно выражало глубокое убеждение и странную надежду, для меня непонятные.
24 Подле него шли три человека простой и грубой наружности, бедно одетые, за ними, завернувшись в мантию, шел некий Муж во цвете лет.
25 Я подняла глаза. И вдруг опустила их, как бы пред ярким сиянием солнца. Мне казалось, что чело Его озарено, что венцеобразные лучи окружают Его локоны, ниспадавшие по плечам, как у жителей Назарета.
26 Невозможно выразить тебе, что я почувствовала при взгляде на Него. Это было вместе могущественное влечение, ибо неизъяснимая сладость разливалась во всех чертах Его, и тайный ужас, потому что глаза Его издавали блеск, который как бы обращал меня в прах.
27 Я последовала за Ним, сама не зная, куда иду.
28 Дверь отворилась, и я увидела Семиду; она лежала на одре, окруженная светильниками и овеянная ароматами. Она была еще прекрасна небесным спокойствием, но чело было бледнее лилий, рассыпанных у ног ее.
29 И синеватый перст смерти оставил след на ее впалых ланитах и поблекших устах. Саломия сидела подле неё безмолвная, почти лишенная чувств. Она, казалось, даже не видела нас.
30 Иаир, отец девицы, бросился к ногам Незнакомца, остановившегося у постели, и, указывая Ему красноречивым жестом на усопшую, воскликнул: "Господи! дочь моя в руках смерти, но если Ты пожелаешь, она оживет!"
31 Я затрепетала при сих словах, как бы сердце приковалось к каждому движению Незнакомца.
32 Он взял руку Семиды, устремил на неё Свои могучие взоры и произнес: "Встань, дитя Мое".
33 Фульвия, она повиновалась!
34 Семида приподнялась на своем ложе, поддерживаемая невидимою рукою, глаза её открылись, нежный цвет жизни расцвел на её ланитах.
35 Она протянула руки и воскликнула: "Матушка!"
36 Этот крик разбудил Саломию. Мать и дочь судорожно прижались друг к другу, а Иаир, простершись на землю и осыпая поцелуями одежды Того, Кого называл Учитель, повторял: "Что должно, чтобы служить Тебе, чтобы получить жизнь вечную?"
37 "Изучить и исполнять два закона: любить Бога и любить ближнего!" Сказав это, Он скрылся от нас, как эфирная, светлая тень.
38 Я стояла на коленях, сама того не замечая, затем встала и возвратилась домой.
39 Блаженное семейство вместе с отцом Иаиром было на вершине наслаждения. Изобразить их нельзя ни кистью, ни пером.
40 За ужином я рассказала Понтию всё, чему была свидетельницею.
41 Он поник головою и сказал: "И ты видела Исуса Назаретского? Это Его ненавидят фарисеи и саддукеи, люди Ирода и лукавые левиты. С каждым днем возрастает эта ненависть, и мщение витает над головою Его.
42 А между тем речи Назарянина - речи мудреца, и чудеса Его - чудеса Истинного Бога. За что они ненавидят Его? За то, что Он обличает их пороки и непокорность.
43 Я слышал Его однажды: "Убелённые гробы, порождение ехидны, - говорил Он фарисеям. - Вы взваливаете на рамена братий ваших ноши, до которых бы не хотели коснуться концом пальца; вы платите подати за травы - мяту и тмин, но мало заботитесь об уплате должного по законам веры, правосудия и милосердия".
44 Смысл этих слов, глубоких и истинных, раздражает этих надменных людей, и горизонт мрачен для Назарянина".
45 "Но ты будешь защищать Его, - вскричала я с ужасом, - ты имеешь власть!"
46 "Моя власть не что иное, как призрак пред этим мятежным, коварным народом! Между тем я бы душевно страдал, если бы должен был пролить кровь этого Мудреца".
47 С этими словами Понтий встал и вышел, погруженный в глубокую думу. Я осталась одна в мрачной и невыразимой грусти.

Комментарий