Единство в истине и любви

[paveletsky]

размышления о природе Церкви

В очередной раз пытаюсь приблизиться к пониманию феномена Церкви, не дающего мне покоя который год. Как-то не вполне устраивают те конфессиональные формулировки, которые бытуют в современном христианстве (при этом я отдаю себе отчет в том, что точное определение Церкви невозможно дать в принципе).

Одни веруют в Церковь невидимую, подразумевая под ней мистическое единство верующих во Христа разных конфессий. Другие понимают под ней, главным образом, конкретную историческую организацию, с преемством священства и таинства Евхаристии. При этом и первые не отрицают Церкви-организации, как таковой, хотя и понимают ее иначе, и вторые, как правило, признают приоритет мистического единения Церкви. Казалось бы, достаточно объединить эти две точки зрения в одну и будет поистине максимально точное определение Церкви.

И тогда появляется подспудное, но тем не менее стойкое ощущение, что объедини мы обе позиции-половинки в одну, и от нас ускользнет нечто едва уловимое и важное, самая суть, составляющая сердцевину Церкви, ее непостижимую тайну.

С моей точки зрения определенная правда, видение Церкви содержится в каждой конфессии у православных сделан акцент на соборности, отражающей сущность Церкви как экклезии, собрания верных; у католиков на первенстве Петра, который, как правило, обращался ко Христу от лица всех апостолов; у протестантов на причастности к Церкви всякого, сердцем верующего во Христа, какой бы конфессии он не принадлежал. Во всех трех случаях, на мой взгляд, есть определенная правда, свое откровение о Церкви, подкрепленное личной жизнью и опытом.

Тем не менее, многим, и мне в том числе, наиболее по душе такие «неопределенные определения» Церкви, как то: «где Дух Святой, там и Церковь» или «границы Церкви проходят по человеческим сердцам» и т.д. Сердце с радостью откликается на них, но вот разум... разум жаждет конкретики, и его можно понять он не привык довольствоваться обтекаемыми фразами, которых он не в силах вместить, даже если они более полно, по мнению сердца, отражают суть.

Для того, чтобы хоть сколько-нибудь приблизиться к пониманию Церкви, обратимся к Писанию. Впервые о Церкви упомянул Сам Христос в ответ на исповедание веры Петра в Его Богосыновство. Действительно, на сем камне-фундаменте откровении о том, что Христос есть Сын Бога Живого, неизменно зиждется Церковь. И этот фундамент не был разрушен даже в самые неблагоприятные времена. Данную истину Церковь свидетельствовала всегда.

Но это, опять же, если говорить о фундаменте. Если же попытаться взглянуть на все здание целиком, можно обнаружить следующее. Здание Церкви, безусловно, есть и существует вполне осязаемо с момента той самой Пятидесятницы двухтысячелетней давности. Но, пристальнее всмотревшись, замечаешь, что здание по-прежнему строится то тут, то там на 21-ом этаже мелькают строители, продолжающие возведение Церкви, начатое их предшественниками. И хотя строители эти, как, впрочем, и любые другие строители, больше разговаривают между собой, чем работают, и времени на перекус-перекур тратят больше, нежели на строительство, дело, тем не менее, продвигается. Впрочем, это я, кажется, отвлекся.

«На сем камне Я создам Церковь Мою»... Отдельного разговора заслуживает слово «создам», употребленное в будущем времени. То есть Церковь не была еще создана в момент призвания Двенадцати апостолов, ни даже в тот момент, когда Петр от лица всех открыто засвидетельствовал об их общей вере и уповании. Создание Церкви, как правило, относят к Пятидесятнице, и это конечно верно исторически. Я бы только заметил,что создание Церкви продолжается и поныне, тогда как в Пятидесятницу мы наблюдали рождение Церкви. И сегодня фраза Христа «создам Церковь Мою» все также нацелена в будущее, как и в момент ее произнесения. Христос по-прежнему строит Церковь, и для этих целей ему нужны строители «ибо жатвы много, а делателей мало». Вот почему делом жизни христианина является служение Церкви, а главной задачей Церкви служение миру.

Церковь уже есть, и Церкви еще нет. Такое противоречие как нельзя лучше характеризует Церковь и делает несостоятельными все попытки приблизиться к ее тайне методом рассудочного постижения. И все же мы попробуем благо, имеем право.

Для меня актуальным остается утверждение: «где Христос, там и Церковь». В самом деле, а где Христос? Он обещал апостолам, что будет с ними «во все дни до скончания века». Но ведь апостолы давно умерли, а «скончание века» до сих пор (слава Богу) не наступило. Стало быть, речь шла не только об апостолах, но обо всех верных «не о них же только молю, но о всех, верующих в Меня по слову их». Иными словами, Христос говорил о всей полноте церковной, о том, что Он будет с Церковью во все времена времена падений, времена гонений и проч. Именно поэтому вратам ада не суждено одолеть Церкви. Залог ее непобедимости Сам Христос, незримо пребывающий в ней.

Таким образом, Церковь родилась в Пятидесятницу и продолжает развиваться, как и подобает всякому живому организму, тем более Телу Христову. И вот вопрос о единстве. Христос сказал о Церкви в единственном числе, но уже во времена апостолов появилось множество церквей, которые, правда, находились во взаимном общении в лоне Единой Церкви во многом благодаря тому, что в таком общении находились основатели общин апостолы. И Бог, обращаясь к Церквям в Откровении Иоанна, называет церквями даже те из них, которые очевидно отпали от Бога и, тем не менее, Христос, пускай поруганный и распятый, оставался с ними и в них. Задача же Церкви, очевидно, состоит в том, чтобы явить Христа Воскресшего и прославленного.

Когда же апостолов не стало, распри и борьба за власть, начавшиеся еще при их жизни, грозили и вовсе расколоть Церковь. Предвидя это, их ученики, которых принято называть мужами апостольскими, строго предупреждали христиан о недопустимости расколов, отделения себя от полноты матери-Церкви.

И все же расколы произошли, да и как могли не произойти, когда грех всегда приносит в жизнь разделение разделение с людьми и с Богом. И все же, невзирая на внешние разделения, Церковь остается внутренне единой (так как «не может устоять царство, разделившееся в себе»).

[paveletsky]

Одни говорят, что внешние разделения не доходят до святая святых Церкви, и на глубине она остается единой, другие же утверждают, что Церковь, проходя через историю, остается единой и организационно, просто от нее все время кто-то отпадает, и что внутреннее единство невозможно без внешнего. И это возвращает нас к вопросу о тех представлениях о природе Церкви, которые преобладают в разных конфессиях.

Представим себе утопическую картину: Церковь, проходя через историю, подобно ранней Церкви, находится в любви у Бога и всего народа, являя миру любовь Христову. Каждый ее член, не будучи совершенным сам по себе, тем не менее, полностью исполняет свое предназначение в послушании Духу Святому. И даже при возникновении столь неизбежных разномыслий и споров, дело никогда не доходит до отвержения братьев и общин, так что и внешне и внутренне все остаются едины, под водительством не только Духа Святого, но и преданных Христу мудрых служителей таких, какими в свое время были апостолы. И вот вопрос: мыслимо ли представить, чтобы христианин, видя такую почти идеальную и внешне единую Церковь, тем не менее, отверг ее и основал свою собственную «конфессию»? Маловероятно, тем более что для отвержения всегда должны быть хоть какие-то, пускай и не оправдывающие его, основания. А в данном случае их бы просто не было. Мы имели бы раскол в чистом виде.

Но, если честно, сомневаюсь, что даже под чутким руководством апостолов, Церковь по мере своего распространения, не столкнулась бы с теми же проблемами, с которыми столкнулась разве что, возможно, выходила бы из ситуаций с большей честью. Но рано или поздно она все равно завоевала бы империю Рима кровью мучеников и силою их свидетельства. И кто бы ни руководил ею, пускай даже самые святые люди, Церковь бы не вышла из этой ситуации без потерь для этого ее членами должны были бы быть ангелы, а не слабые существа из плоти и крови. Так что, скорее всего, та, быть может, непривлекательная картина, которую мы имеем сейчас, была бы немногим лучше в любом случае. Хотя... кому-то такое разнообразие конфессий нравится, поскольку позволяет выбрать наиболее подходящую для себя. Но, согласитесь, выбирать себе «церковь по вкусу», как бы не совсем правильно.

Поэтому я склоняюсь к тому, чтобы придерживаться той Церкви, которая была от начала, и которая не отвергает опыт предыдущих поколений, но вбирает его в себя. Тем более, что как показывает пример более поздних конфессий, рано или поздно они приходят в ничуть не лучшее состояние, при этом, теряя нечто очень важное поскольку изначально предлагали некий альтернативный путь, являлись альтернативой, порой очень жесткой, «официальной» Церкви.

Если бы меня спросили сегодня, что такое Церковь, я бы, пожалуй, определил ее как единство в истине и любви между Богом и человечеством. Там, где отсутствует единство, вскоре неизменно охладевает любовь, и вражда закрывает людям глаза на истину. Там где нет любви, никогда не бывает единства и познания истины, которое дается всей полноте Церкви. Если же общиной утрачена истина, слово Божье, то ложь неизменно привет ее к распрям и самороспуску.

Сегодня в жизни наших общин мы не видим еще совершенной картины, и даже не всегда стремимся к ней. Зачастую в Церкви мы довольствуемся минимумом исключительно основанием, удовлетворяемся самой верой в Христа как Господа и Спасителя, забывая при этом, что основание без строения не имеет смысла, и именно в свете последнего приобретает ценность. На основании невозможно жить на нем нужно строить.

Поэтому нам жизненно необходимо проделать обратный путь от разделения к единству, вобрать в себя положительный опыт предыдущих поколений верующих, и через это соединиться с ними в мыслях и духе. Наша задача состоит в том, чтобы преодолеть разделение внутри себя, внутри наших общин и конфессий, и вернуться в сообщество тех, чья святость во все времена освящала кромешную тьму мирозданья.

Нам, христианам, волею истории оказавшимся по разные стороны баррикад, нужно наконец увидеть друг друга, поверить друг в друга, а для этого хотя бы сделать один шаг навстречу. Преодолеть эти ужасные внутренние перегородки на пути к возрождению не столько Церкви, сколько нашей с вами церковной жизни. Нам необходимо явить Церковь, которая, в свою очередь, сможет явить Христа.

Бывает так, что на жизненном пути встречаются верующие разных конфессий. И что-то подсказывает обоим, что перед ними слабый, грешный, беззащитный но брат по вере. И тогда сердце начинает стремиться к нему, жаждать единения. Но холодный рассудок стоит на своем и генерирует все новые аргументы, почему этот человек не может являться твоим братом. И человек претыкается, лицо его омрачается, и он уже видит в ближнем в лучшем случае заблудшего «брата», а в худшем врага и еретика. И вместо любви зарождается ненависть. Или жалость, или страх но сердце в любом случае закрывается, делая подлинное общение невозможным.

И вот наша общая задача видеть в каждом христиане брата во Христе, а в каждом брате во Христе Самого Христа. И не отвергать никого из Его «братьев меньших», следя за собой, чтобы не соблазнить «малых сих», верующих во Христа. Порой человека даже не нужно обличать достаточно взять его грех и несовершенства на себя, достаточно признать свою вину в его грехе. Ведь тот, кто внешне отделен от Церкви, но внутренне принадлежит ей, отделен по причине моих грехов, соблазнивших этого человека. И, стало быть, на мне, а не на нем, лежит ответственность за исправление собственной жизни. Но мы всегда склонны искать причину вне себя.

Вообще разделение ответственности за грехи предыдущих поколений, на мой взгляд, есть признак зрелости христианина. Когда он уже не делит всех на «мы» (правильные) и «они» (отступники), но разделяет их жизнь, с ее достижениями и падениями любит их подобно тому, как человек любит и уважает своих предков, стремится продолжить начатое ими доброе дело, и исправить совершенные ими ошибки. Когда нет этого позорного деления людей на лагеря, но есть понимание того, что, какими бы ни были наши предки без них не было бы нас, и этим все сказано. Мы же зачастую грешим грехом Хама.

Без вот этого глобального видения христианства как Церкви, без принятия Церкви во всей ее полноте без веры в ее внутреннее единство, несмотря не только на внешние грехи ее членов, но также и на расколы мы никогда не сможем исполнить предсмертную волю Христа, а значит Его заветное желание быть едиными, как Отец и Сын.

Подлинная причастность Христу и божественной жизни возможны только в таком союзе Бога и христиан, когда все перегородки устранены, и каждый полагает душу свою за брата. Когда каждый христианин приносит в жертву Богу и ближним свою жизнь, и принимает в себя Христа во всей полноте Его воплощения духовно, душевно, телесно как явление новой жизни в нем, взамен прежней, ветхой.

Тогда наше причастие будет не просто данью традиции или способом освящения, но явлением новой жизни, пиром Царства Отца, торжеством радости и свободы в мире, лежащем во зле. И до тех пор, пока мы разделены, мы причащаемся себе в осуждение приносим жертву, не примирившись с братом, принимаем Христа, отвергая Христовых, не понимая, что, борясь за единство Церкви, грешим против него же, отталкивая тех, без кого это единство невозможно. Поистине, мы не ведаем, что творим распиная Христа, думаем, что тем служим Богу.

07.09.2008