Демос Шакарян. История армянских пятидесятников. Отрывки из книги.

**Фонфан** · 02 September 2020, 03:14 PM

Сами же приводите примеры жизни и отношений с Господом....у христиан, как Он заботится о своих...и сами же потом призываете на митинги какие-то разные...к чему Бог НИКОГДА НЕ ПРИЗЫВАЕТ....
Это хорошо, что делитесь в самой себе...такое царство НЕ УСТОИТ....и последует логическое завершение всей горделивой дурости, что расплодилась.....(ИМХО) Остаётся лишь ждать падения....

**Савл108** · 02 September 2020, 08:54 PM

Ну и чем эти СКАЗКИ отличаються от православного житии Матроны???

Значит жития святых - это бред, потому что ПРАВОСЛАВНОЕ. А бредовая история про армянских пятидесятников - это типа истина, потому что там нет православия.

Железная логика

**Анастас** · 02 September 2020, 09:58 PM

Сообщение от Савл108

Ну и чем эти СКАЗКИ отличаються от православного житии Матроны???

Значит жития святых - это бред, потому что ПРАВОСЛАВНОЕ. А бредовая история про армянских пятидесятников - это типа истина, потому что там нет православия.

Железная логика

Ну так оно всегда так и было.
Когда исцеляет икона - это грех
А когда исцеляет пиджак Бенни Хинна - это чудо от Господа.

**Фонфан** · 02 September 2020, 11:49 PM

Сообщение от Анастас

Ну так оно всегда так и было.
Когда исцеляет икона - это грех
А когда исцеляет пиджак Бенни Хинна - это чудо от Господа.

Ответ так прост и на поверхности....Кто не имеет любви к ближним, на том до сих пор покрывало лежит....

"Господь есть Дух; а где Дух Господень, там свобода.
Мы же все, открытым лицом, как в зеркале, взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа."

Если не прятать головы с пороком, втихоря, а смело взирать в зеркало, то и испытывать стыд не придётся, когда всё тайное, становится явным....))

**Ольга Владим.** · 03 September 2020, 12:13 AM

Ага.. как и ожидалось - пошли первые излияния своего духа..

добавлю любителей яда к таким же..

**Ольга Владим.** · 03 September 2020, 10:54 AM

..

Где-то в это время, когда умер юноша-пророк, я пережил несчастный случай, который причинил мне много неприятности. Я даже сам не припоминаю, как я повредил себе нос. В десятилетнем возрасте, работая на ферме, мальчик не раз ушибается. Когда я заметил, что я не мог так хорошо слышать, как другие ученики в пятом классе, мать моя отвела меня к врачу.

"Я могу сказать вам, Зарухи, в чем состоит трудность", сказал доктор, "но не знаю, как этому помочь". У Демоса поломан нос и он сросся неправильно. Оба носовых и слуховых канала забиты. Мы можем попробовать их оперировать, но такая операция не всегда удачная".

И в моем случае операция не была удачной. Казалось, что каждый год я ходил в госпиталь на операцию и каждый год ушные проходы продолжали закрываться. В школе я всегда сидел в первом ряду, чтобы лучше слышать учителя.

Никогда в моей жизни не было момента, когда бы Иисус не был моим близким Другом, но я особенно почувствовал Его близость в эти месяцы ухудшения моего слуха. Мне казалось, что Он теперь ближе ко мне, чем когда либо раньше. Я не мог больше участвовать в групповых играх мальчиками в школе. ("Не принимайте Демоса, он плохо слышит".)

Поэтому я часто проводил мое время в одиночестве. Меня это не очень беспокоило. Моим любимым занятием на ферме было полоть кукурузу. Здесь я мог отходить в поле и беседовать с Господом. В двенадцатилетнем возрасте темноватые кукурузные ряды казались мне зелеными соборами, с зелеными опущенными листьями, как сводами крыши. Здесь я мог поднять мои руки вверх в молитве, как наши старцы поднимали в собраниях и молиться: "Иисус! Исцели мой слух. Не дай мне слушать врачей, которые говорят, что мой слух не поправится..."

О, как хорошо я помню каждую деталь воскресного дня в 1926 году, когда мне исполнилось тринадцать лет. Я припоминаю, как я проснулся и оделся в моей комнате на втором этаже нашего нового дома. У отца тогда было одна тысяча голов дойних коров и он смог построить двухэтажный дом в испанском стиле с белыми штукатуренными стенами и красной черепичной крышей. Одеваясь в церковь я чувствовал себя как-то странно.

Это странное чувство было в добром направлении. Мне казалось, что всем моим телом я переживал высокое духовное настроение. Я сошел вниз по длинной извилистой лестнице к завтраку, напевая гимн. Мои родители и сестры уже были за столом. К этому времени в нашей семье еще добавилось три девочки. Самой меньшей из них Флоренс было всего два года, остальные из них, четыре старших, возбужденно щебетали о нашей еженедельной поездке в город. Я пробовал участвовать в разговоре, но скоро замолк. Как можно говорить с бормочущими?

Наша старая лошадка Джек больше не возила нас 20 километров каждое воскресенье в церковь. Год перед тем, как Джеку исполнилось 16 лет, отец выпустил его на пастбище доживать остальные годы на хорошо заслуженный отдых. Вместо Джека у нас теперь была длинная черная машина марки Студебеккер с полотняной крышей и ящиком запасных осей под задним сиденьем, для езды по ухабистым фермерским дорогам.

В это воскресенье маленькая церковь гудела от возбуждения. Здесь не было и единой души, которая не помнила бы случившегося на прошлой неделе. Мать одной женщины в общине выехала из Армении к своей дочери в Америку. Прошло два месяца и о ней не было никакого известия, поэтому ее дочь весьма убивалась горем. Когда церковь молилась о ней, тетки Эстер муж, дядя Георгий Степанян, внезапно поднялся со своего места и направился к двери. Он долго стоял и смотрел на улицу, как бы видя дальше горизонта. Наконец он заговорил: "С вашей матерью все обстоит хорошо", сказал он. "Через три дня она будет в Лос-Анджелесе".

Ровно через три дня старушка приехала.

Атмосфера ожидания была весьма высоко поднята. Каждый ожидал в какой форме выразится следующее Божье благословение. Возможно, что кто-нибудь исцелится. Возможно последуют новые указания...

Когда я об этом думал, нечто странное стало твориться не с кем-то другим, а со мной. Еще сидя на задней скамейке с другими мальчиками, я почувствовал нечто, подобное тяжелому шерстяному одеялу, ложившемуся на мои плечи. Я оглянулся и удивился, что ко мне никто не прикасался. Я пробовал двинуть рукой, но мои руки мне не покорялись, как будто бы я двигал ими в воде.

Внезапно мои челюсти задрожали, как бы от холода, хотя "одеяло" казалось теплым. Мускулы позади моего горла сжались. У меня появилось сильное желание сказать Иисусу, что я люблю Его, но когда я открыл мои уста, чтобы сказать это из моих уст выходили слова, которых я не понимал. Я знал, что они не армянские и не испанские или английские, но они текли из моих уст, как будто бы я пользовался ими всю мою жизнь. Я повернулся в сторону мальчика, сидящего со мной рядом, а он с улыбкой смотрел на меня.

"Демос получил Духа", закричал мальчик и все присутствующие в церкви повернулись в мою сторону. Кто-то спросил меня о чем-то и хотя я понял вопрос, но отвечал я ему новыми радостными звуками. От радости вся церковь начала петь и хвалить Бога, а я поклонялся Богу моим новым языком.

Позже, на пути домой, всякому, кто заговорил ко мне, я отвечал новым языком. Поднявшись на второй этаж, я вошел в мою комнату, закрыл дверь, а необъяснимые звуки все еще продолжали течь из моих уст. Надев ночную рубашку я закрыл свет и в это время сознание Божьего присутствия излилось на меня еще больше прежнего. Мне казалось, что невидимая одежда оставалась на моих плечах весь вечер и становилась для меня невыносимо тяжелой, хотя и приятной. Я свалился на ковер на полу и лежал совершенно беспомощным, бессильным подняться и лечь в кровать. В этом переживании я не чувствовал страха, но приятное, освежающее чувство, как бы перед сном.

Мне казалось, что время, проведенное мною в комнате, стало вечностью и из этой вечности услышал голос. Я очень хорошо опознал этот голос, потому что я часто слышал его в моем зеленом, кукурузном соборе.

"Демос, можешь ли ты сесть?" прозвучал ко мне голос.

Я попробовал, но моя попытка была безуспешной. Какая-то невыразимо крепкая и бесконечно нежная сила держала меня там, где я находился. Я знал, что я был крепким мальчиком. Возможно не таким силачом, как Арам Мушегян, но все же сильным для тринадцатилетнего мальчика. Но мои мускулы не были сильнее новорожденного теленка.

Тот же самый голос проговорил ко мне опять. "Демос, долго ли ты будешь сомневаться в Моей силе?"

"Нет, Господь Иисус".

Вопрос этот повторился трижды. Три раза я дал на него ответ. Затем внезапно сила, которая была вокруг меня, казалось мне, вошла в меня. Я почувствовал прилив сверхъестественной силы, которая, казалось мне, уносила меня из дома в небеса. Мне казалось, что я смотрю с неба на землю с проницательностью Бога и вижу нужды человечества с точки зрения Бога. И все это время я слышал Его голос, который шептал моему сердцу: "Демос, сила является наследственным правом всякого христианина. Прими эту силу, Демос".

И внезапно сила сошла на меня. Я мог слышать пение птиц за окном.

Я поднялся, полный удивления. Что, я могу слышать? Ведь уже долгое время я не слышал пения птиц.

Я вскочил на ноги, полный жизни и начал одеваться. Было уже после пяти часов утра и мы с отцом должны уже быть в коровнике, чтобы с половины шестого часа начать доить коров. В это чудесное утро, приоткрыв мою дверь, я слышал жарящиеся яйца на кухне.

Звон тарелок, пение птиц, топот моих ног на бегу вниз по лестнице, покрытой красной клеенкой это были звуки, о которых я даже не думал. Я ворвался в кухню. "Папа, мама, я слышу!"

Мое исцеление не было полным. Когда мы с матерью опять пошли к врачу, он сказал, что у меня 90 процентов нормального слуха. Почему у меня осталось 10 процентов глухоты, я не знаю и это меня не весьма беспокоит. Я припоминаю, что в тот же понедельник утром, когда мы закончили доить коров, я ушел в мой зеленый собор. Кукуруза уже была высокой и готовой к жатве. Я сел между рядков, сорвал кочан кукурузы и начал кушать белые зернышки, наполненные сладким молочком. "Господи", сказал я, "я знаю, что если Ты исцеляешь людей, то это для того, что Ты хочешь использовать их для Своего дела. Укажи мне, Господи, труд, приготовленный для меня".

Вначале, когда другие мальчики в моем классе мечтали стать бейсбольными звездами, я мечтал стать пророком. Я был немного старше летами юноши-пророка, когда он видел видения.

Время шло, но я не получил этого чудного дара. Пророчество будет занимать важное место в твоей жизни, как будто говорил мне Господь, но ты не будешь пророком.

Однажды со мной произошло нечто, что внушило мне мысль не буду ли я исцелителем. Моей младшей сестре Флоренс было шесть лет, когда она упала в коровнике и расшибла себе правый локоть. Врач костоправ был уверен, что Флоренс сможет свободно пользоваться рукой. Но локоть остался согнутым и неподдающимся разгибанию. Когда был снят гипс, тогда началась терапия. С большим трудом она могла пользоваться своей рукой и более 10 или 20 процентов ничего нельзя было ожидать.

В одно воскресенье, после этих сведений, в церкви я почувствовал особое ощущение и теплоту, как бы тяжелое одеяло облегало мои плечи. Я не нуждался в том, чтобы спрашивать от кого это и что мне делать. Я почувствовал необходимость перейти через комнату и молиться об исцелении руки моей сестры Флоренс.

Во время пения гимна я тихонько поднялся с места и перешел на женскую сторону. Я склонился к Флоренс, которая сидела на последней скамейке с большой гипсовой повязкой на правой руке. Теплота одеяла пошла вниз по моим рукам и пальцам.

"Флоренс", я сказал вполголоса, я буду молиться об исцелении твоего локтя".
Ее большие черные глаза внимательно посмотрели на меня. Я положил мои руки на гипсовую повязку. В сущности я почти и не молился. Я стоял и чувствовал огненный поток, текущий через мои руки в локоть моей сестры Флоренс.
"Я чувствую", прошептала Флоренс. ""Что-то горячее".

Этим все закончилось. В одну секунду ощущение прекратилось и я вернулся на свое место. Вряд ли кто заметил происходившее между нами.

Через несколько недель сняли гипс с локтя. За ужином в тот вечер мать рассказала нам, как специалист положил свою руку на белую поморщенную кисть руки сестры и сложив с другой кистью нежно пробовал немножко разогнуть локоть. Протянув всю руку взад и вперед, затем широкими кругами с локтя, на его лице появилась приятная улыбка.

"Вот так, сказал врач. "Да, да!" Гораздо лучше, чем я ожидал. Много лучше! Гм, почти как и не был локоть разбитым".

Итак в кукурузном поле того лета я спрашивал у Господа, был ли дар исцеления был моим даром и призванием. И вновь я получал ответ: "Конечно, Я хочу, чтобы вся Моя церковь совершала это служение. Ты увидишь много прекрасных исцелений и некоторые из них твоими собственными руками. Но, Демос, у Меня есть для тебя особое призвание".

...

**Ольга Владим.** · 04 September 2020, 10:21 AM

...
Рано утром, в один из сентябрьских вторников, я сидел за моим рабочим столом, стараясь привести в порядок обломки моего развалившегося предприятия удобрений. Сперва я с трудом слышал звонок телефона, который был у меня под рукой и пока я поднял трубку, прошло несколько секунд. Я моментально опознал голос Розы.

"Дауни госпиталь", говорила она. "Как можешь поскорей".
"Кто? Что?" Растерявшись, спрашивал я.

"Флоренс", повторяла она. "На пути в Виттиер, сегодня утром. Ты помнишь, как туманно было сегодня утром. О, Демос, она наверно никак не видела грузовой машины".

...

Несчастный случай произошел в половину восьмого утром. Густой, утренний, серый туман двигался с Тихого океана. По всей вероятности, Флоренс не заметила знак "Стоп" и ее легковая машина столкнулась с дорожно-ремонтной машиной, наполненной горячим асфальтом, рассыпав горячий асфальт по всей дороге. Шофер грузовой машины не пострадал, но Флоренс от столкновения вылетела из своей машины и упала в горячую асфальтовую массу. Прохожий вытащил ее из смолы и закутал в свою одежду, но не раньше, чем вся ее спина была сильно обожжена.

По причине таких страшных ожогов врачи не могли сложить ее поломанные кости. Наконец ее перевели в отдел особого досмотра и нам, по одному, разрешили подходить к двери ее комнаты, чтобы взглянуть на нее. Наш семейный доктор Хэйвуд шел с нами по коридору и тихо плакал вместе с нами. Доктор Хэйвуд был весьма опытным врачом. Он способствовал приходу Флоренс в этот мир семнадцать лет тому назад. Он лечил ее во время кори, коклюша и других детских болезней. А теперь он только мог сказать матери, положив руку на ее плечо:
"Она сильная и молодая, Зарухи", повторял он. "У нее сильная воля к жизни".

Когда подошла моя очередь подойти к двери, я с трудом мог поверить, что это Флоренс. Она лежала на высокой больничной кровати Флоренс, с лицом феи и ангельским голосом, юная и наиболее одаренная во всей семье. Теперь подвешенная на блоках, в кровати особого, боль успокаивающего раствора. Глаза ее были закрыты и из ее груди вырывались непрерывные стоны.

"Господи," Боже!" Молился я. "Не дай ей страдать! Облегчи ее боли!"
Мне казалось, что на насколько минут она переставала стонать. Или мне лишь казалось? "Удали ее боли", я молился опять.

Мы приехали с Розой домой, чтобы покормить Ричарда и Джерри. Когда я опять вернулся в госпиталь после обеда, Флоренс рыдала от боли, будучи, по всей вероятности, в бессознательном состоянии. Опять я стал у двери и молился; опять вопли утихали. Целый день и весь вечер, когда усиливались боли, казалось, что мои молитвы облегчали ее страдания. Даже врачи и медсестры заметили это.

"Демос", сказал доктор Хейвуд, ты можешь заходить в комнату, когда тебе угодно. Даже внутривенное кормление проходит легче в твоем присутствии.

Меня одели в белый халат, надели маску и хирургическую кепку и дали стул у ее кровати. В течении следующих пяти дней я старался провести каждую возможную минуту у кровати. С приходом сознания увеличивались ее боли. Казалось, что ни уколы, ни другие какие медикаменты ей не помогали. По словам медсестры, Флоренс засыпала только во время моего пребывания в комнате.

Почему так случилось, я не имел представления. Сидя в ее комнате, я часто задумывался о том, что случилось одиннадцать лет тому назад, когда Флоренс разбила свой локоть. Я знал в то воскресное утро в церкви, что локоть будет исцелен. Мне казалось, что какая-то странная связь существовала между нами, а теперь исцеления не последовало после моей молитвы. Временное облегчение боли наступало, но это не избавляло ее от той опасности, в которой она находилась.

Приближался кризис. Рентгеновский снимок, заснятый сейчас же после несчастного случая, показал, что ее левое бедро и почечная лоханка были разбиты при падении на мостовую. Затем снимок показал фрагменты и костные щепки, движущиеся по направлению к жизненным органам в животе. Каждый день был заснят новый снимок и я вместе с доктором рассматривали, как иглоподобные осколки кости двигались глубже в брюшную полость.

Через шесть дней после несчастного случая, когда ожоги еще не позволяли произвести операцию, наша церковь назначила день поста и молитвы. Начиная с полуночи вся церковь воздержалась от пищи и воды. В понедельник, в семь часов вечера, продолжая пост, вся церковь собралась в новопостроенном молитвенном доме на Гудрич бульваре в Восточном Лос-Анджелесе, чтобы закончить суточное бдение для исцеления Флоренс, "единодушно вместе", как читаем в (Деяния 2:1).

Лишь только мне не пришлось там быть. У меня было особое дело в этот вечер в городе Мейвуд, в семи километрах от Дауни. Несколько месяцев подряд мы слышали об одном человеке по имени Чарльз Прайс. В прошлом доктор Прайс был пастором большой церкви конгрегационалистов в городе Лоди, Калифорнии. Он был крайне модерным проповедником, с такими же модерными церковными планами, включая лужайку для игры в шары. Доктор Прайс пришел однажды в палаточное собрание, вооруженный записной книжкой и карандашей, чтобы записать все неразумные пятидесятнические заявления Мисс Макферсон, а затем предупредить позже свою церковь. В половине собрания он опустил записную книжку и карандаш в карман и со слезами, текущими по лицу и руками поднятыми выше головы, он славил Бога на незнакомом языке.

С того вечера служение Др. Чарльза Прайса радикально переменилось. Он назвал свою новую проповедь "полным Евангелием", что значило, что с этого времени он не упустит и единой части из Нового Завета, чтобы о ней не проповедовать. Он в особенности приобрел известность в том, что настаивал на исцелениях, о которых читаем в Библии и как они были нормальным явлением церкви во все века.

Случилось, что Др. Прайс держал свои палаточные собрания теперь в Мейвуд. Подъезжая к месту собрания я смутился. Все автомобильные стоянки были заняты на километр от палатки, и когда я вошел в громадную палатку, все места были заняты и толпы людей стояли на траве возле палатки.
Др. Прайс проповедовал с платформы, которая была украшена полосами белой и красной ткани. Он был мужчиной средних лет, с песочного цвета волосами, в пенсне, которое блестело от верхнего освещения.

Он закончил свою проповедь и призвал нуждающихся в исцелении пройти наперед для молитвы. Сотни желающих двинулись со своих мест в проходы. Я посмотрел на часы. Было девять часов вечера. Но мысль о том, что моя церковь находится на коленях перед Богом, задержала меня. Медленно длинные очереди людей продвигались вперед. Десять часов. Половина одиннадцатого. Одиннадцать. Распорядители мест старались закрыть собрание. "Доктор Прайс будет здесь завтра вечером, сестра..." "Доктор Прайс будет рад помолиться с вами завтра вечером, брат".

Др. Прайс собирал свои вещи: Библию и бутылочки с маслом, которым он помазывал больных. "Сэр!", крикнул я.

Он повернулся в мою сторону и прижмурился от яркого света.

Я быстро пробежал мимо распорядителя мест. "Др. Прайс, меня звать Демос Шакарян, моя сестра попала в автомобильную аварию и врачи в Дауни госпитале имеют весьма малую надежду на ее выздоровление. Мы бы очень желали, если бы вы смогли посетить ее". Все это я высказал в одно дыхание.

Др. Прайс закрыл свои глаза и я заметил усталость на его лице. Он продолжал неподвижно стоять некоторое время. Затем внезапно открыл свои глаза и сказал: "Я приду".

Я поторопился выйти раньше его, пробираясь через редеющие толпы, волнуясь всякий раз, когда кто-нибудь останавливал его. Др. Прайс заметил мое беспокойство.

"Не беспокойтесь, молодой человек", сказал он. "Ваша сестра исцелится сегодня вечером".

Я посмотрел на него. Как он мог сделать такое вежливо смелое заявление? Конечно, я подумал, он не видел рентгеновского снимка и поэтому не имел представления в каком серьезном положении находится моя сестра.

Мое маловерие, очевидно, выражалось на моем лице, потому что, когда я завел машину, он сказал мне: "Я хочу сказать тебе, молодой человек, почему я так уверен в исцелении твоей сестры". Годы тому назад, продолжал он, в 1924 году, скоро после одного случая в собрании Мисс Макферсон, он приехал в Канаду в один небольшой городок Париж, Онтарио. Проезжая через город он почувствовал сильное побуждение повернуть налево. Таким образом Др. Прайс был приведен к небольшой методистской церкви. Здесь, ему казалось, следовало остановиться.

Без всякого осознания почему он это делал, Др. Прайс нажал кнопку звонка у двери дома, где жил пастор церкви и представился ему. Он сказал, что он благовестник Евангелия и что хотел бы провести ряд собраний в его церкви. К великому удивлению Др. Прайса проповедник сказал, что это возможно.
Среди посещавших эти собрания Др. Прайс обратил особое внимание на весьма хромую молодую женщину, которую муж ее приносил каждое собрание и клал на подушку на передней скамейке.

Познакомившись с ними Др. Прайс узнал, что их звали Луис и Ева Джонстон и что они были из Лаурел, Онтарио. Ева Джонстон была прикована к постели и в постоянных болях более десяти лет, по причине ревматической горячки. Др. Прайс смотрел на эти высохшие и искривленные ноги; правая нога в ужасной форме подогнутая под левую. Они обращались к двадцати различным врачам в Торонто, пробовали разные электрические лечения: рентгеном, горячими массажами, хирургией, а уродование увеличивались с каждым годом. Во время проповеди Др. Прайс получил уверенность, что Ева Джонстон будет в этот вечер исцелена. Он имел эту уверенность потому, что всякий раз, когда он смотрел на нее, он чувствовал физическую теплоту, окружающую его, подобно теплому одеялу, падающему на его плечи.

Дрожь пробежала по моему телу, когда я припомнил мой подобный опыт, когда моя сестра Флоренс разбила себе локоть. Я с трудом мог смотреть наперед и править автомобилем.

Др. Прайс объяснял мне сенсацию веса и теплоты как Божьего присутствия. Он сказал собранию, что они увидят особое чудо. Спустившись с платформы на низ, он возложил свои руки на голову женщины и начал молиться. На глазах всего собрания спина женщины выпрямилась, кривые ноги выровнялись и видимо выросли, несмотря на то, что она не ходила уже десять лет. Ева Джонстон поднялась на свои ноги и начала ходить, почти подпрыгивать во всю длину прохода. Др. Прайс все время поддерживал связь с Джонстонами. Ее исцеление было постоянным.

"А сегодня", продолжал Чарльз Прайс, "мы увидим еще одно чудо, потому что, когда ты заговорил ко мне, это "одеяло" пало на мои плечи опять. Я чувствую его теперь на моих плечах. Бог во всем этом".
Я с трудом сделал глоток и некоторое время не мог открыть моих уст, чтобы произнести слова. Прошло одиннадцать лет с тех пор, как я имел подобное переживание и я не слышал от других о подобном.

Была половина двенадцатого часа, когда мы приехали в Дауни. Передняя дверь в маленьком, тридцати двух местном госпитале уже была закрыта и мы вынуждены были позвонить. Наконец вышла медсестра. "Я очень рада, что вы приехали", сказала она". Флоренс чувствует себя очень плохо".

Я попросил разрешения Др. Прайсу войти со мной в комнату больной. Его одели в стерилизованный халат и маску. Затем нас двое вошли в комнату Флоренс.

Она лежала в своей кровати целебных мазей, успокаивающих боли, почти спрятанная в разных трубочках и подвесах. Я представил ей Чарльза и она ответила слабеньким кивком.

Др. Прайс вынул из кармана пузырек с маслом и вылил немножко на свои пальцы. Затем он протянул руку через подвесы вокруг кровати и коснулся концами пальцев чела Флоренс. "Господи, Иисусе", сказал он, "мы благодарим Тебя за Твое присутствие. Мы благодарим Тебя за исцеление сестры".

Своим сильным, но нежным голосом он продолжал молиться, но я больше не слышал его слов. Необыкновенная перемена атмосферы в это время произошла в комнате. Казалось..., что становилось все более и более тесно. Воздух в комнате становился гуще и мы как бы стояли в воде.

Внезапно Флоренс на своей высокой кровати повернулась. Др. Прайс быстро отступил, так как большая подвесная стальная гиря качнулась мимо его головы. Флоренс повернулась в одну сторону так далеко, как только позволяли ей стальные провода, затем в другую. Все подвесы в комнате разкачивались и вертелись, когда Флоренс качалась в кровати взад и вперед. Я чувствовал, что мне следует остановить ее, так как доктор не раз сказал, что ее раздробленное бедро должно быть неподвижным. Но я не двигался с места, охваченный и обвитый этим пульсирующим воздухом.

Из груди Флоренс вырвался глубокий стон, но был ли это стон боли или стон особых чувств, я не мог сказать. В течение двадцати неописуемых минут Флоренс продолжала поворачиваться и метаться в своей проволочной тюрьме и мы с Др. Прайсом всякий раз старались уклоняться разкачивающихся подвесов. Я ожидал каждую минуту медсестры с требованием объяснения что случилось и что мы делали, так как комната проверялась каждых десять минут. Но никто не приходил и, как будто мы трое были посланы с потустороннего мира и времени в этот мир, наполненный теплым, всенаполняющим присутствием Бога.
И все это так быстро сменилось на обыкновенную больничную комнату. Флоренс тихо лежала на постели. Подвесные гири перестали качаться. Она долгое время смотрела на меня.

"Демос", шептала она, "Иисус меня исцелил".

Я наклонился ближе к ней! "Я знаю", сказал я.

Когда медсестра через несколько минут вошла в комнату, Флоренс спала крепким сном...
На следующее утро, после того, как я отвез Др. Прайса домой в Пасадену, я еще спал, когда позвонил мне Др. Хэйвуд.
"Придите немедленно, чтобы посмотреть на рентгеновские снимки", сказал он мне.

В рентгеновской комнате была толпа, когда я пришел. Прикрепленных на светящуюся ширму было восемь рентгеновских негативов. Первых семь показывали раскрошенное и нарушенное левое бедро и впадину. В некоторых местах кость была совсем размята и костные осколки разбросаны шире на каждом последующем снимке. На восьмом негативе, заснятом в это утро, был виден таз в его нормальном виде. Обе стороны снимка были одинаковы левое бедро в таком же виде, как и правое. Лишь маленькие черточки, подобные волоскам, показывали, что как будто много лет тому назад кость была поломана.

Флоренс пролежала в госпитале еще месяц, пока ожоги на ее спине заживали. В ночь перед выпиской из госпиталя ей снился весьма странный сон, в котором она видела двадцать пять стаканов воды, которые стояли на столе для ее питья. "Я уверена, что это годы, которые назначены мне прожить на земле", сказала она Розе и мне, когда мы на следующий день приехали взять ее домой. "Я уверена, что Бог дарует мне еще двадцать пять лет на земле служить Ему".

Я не знал об этом. Я лишь знал то, что видел моими собственными глазами силу Бога.
Мне предстояло еще познать мою собственную немощь.

...

**Ольга Владим.** · 04 September 2020, 10:51 AM

..
Затем наступила новая тревога. По всей южной Калифорнии в молочном деле раздался кризис. Не хватало ветеринаров. Многие из них ушли на военную службу и среди коров стал распространяться туберкулез.

Ежемесячно штатные и районные власти из отдела здравоохранения приезжали проверять наши стада. Всех коров прививали в гладкое, безволосое место в корне хвоста. Если в течение трех дней после укола кожа оставалась гладкой, то животное считалось здоровым. А если на том месте подымался бугорок, размером в стирательную резинку на карандаше, то корова ставилась в разряд "противодействующих", а если получался меньший бугорок, то она считалась "подозреваемой". Когда случай с противодействующими и подозреваемыми коровами достигал известного уровня, все животные, по закону, больные и здоровые, подлежали уничтожению.

Несколько стад в соседнем районе уже были уничтожены, когда первая из наших коров показала эти признаки болезни. Мы с отцом весьма усердно молились об этом Богу. Наш девятилетний Ричард так же молился, когда приходил в коровник помогать нам после школьных занятий. Проблема эта обнаружилась в Рилаенс Номер Три, в нашем образцовом коровнике. Около одной сотни коров, после испытаний, были признаны противодействующими и около двухсот подозреваемыми. Если бы к следующему приезду эти цифры увеличились, казалось, что уничтожение одной тысячи коров было бы неизбежным.

В день, когда мы получили это известие, мы с отцом были в коровнике номер три. Мы задерживались на некоторое время после дойки коров, сидя безутешно около наших рабочих столов. Мы не слышали, чтобы стада, достигшие такого состояния болезни не были уничтожены.

Для ободрения всех отец включил в коровнике ночную программу по радио из Лос-анджелесского Храма. В наполненную мрачным унынием комнату зазвучали слова Др. Келсо Гловера. В эту ночь Др. Гловер говорил о Божьей силе исцелять всякую болезнь. Мы встретились взглядами с отцом через стол.

На другой день рано утром я позвонил Др. Гловеру. "Когда вы сказали, Сэр, всякую болезнь, включает ли это болезнь коров?"

Наступила на телефоне продолжительная тишина, пока теолог, с образцовым образованием Берклейского университета, обдумывал ответ. "Всякую болезнь", наконец, повторил он. "В людях и в животных".

"Поэтому, сэр, смогли бы вы придти и помолиться над одной тысячей дойных холстинской породы коров?" "Сегодня?" И я немедленно рассказал ему нашу ситуацию в коровнике Рилаянс Номер Три.

Он приехал в коровник в полдвенадцатого утра и мы вместе пошли по загонам. В каждом загоне было шестьдесят животных. Большинство из них, с опущенными головами в ясли, жевали сено. Но когда мы с Др. Гловером прошли первые ворота, они перестали жевать и начали толпиться вокруг нас, что, обычно, делают коровы, отталкивая одна другую.

Хотя солнце было высоко над нашими головами, Др. Гловер снял свою шляпу. Я снял мою тоже. "Господь, Иисус", молился он. "Все стада на тысячах холмов Твои! Твоим именем, Господь, мы изгоняем все туберкулезные бациллы, которые поражают Твое творение".

Коровы, приподняв уши, своими черными, влажными глазами смотрели на него.

Мы провели три часа, пока обошли все загоны. Я беспокоился о Др. Гловере с открытой головой под горячим солнцем, так как он уже не молодой человек. Во время молитвы он всегда снимал шляпу и здесь у силосов и водопойных корыт была тихая и молитвенная атмосфера.

Все рабочие были под сильным впечатлением происходившего. Это были большей частью старожилы, мужчины старые по летам для военной службы и работы в фабриках. Они уже работали у отца долгие годы и были знакомы с обычаями пятидесятников. Я наблюдал, что поведение Др. Гловера произвело на них глубокое впечатление. Когда он запрещал болезни, можно было почти видеть, как разбегались бациллы.

Я с нетерпением ожидал следующей проверки коров, но она прошла обыкновенным порядком. Ветеринарные инспектора с угрюмыми лицами и видимой занятостью ходили между коров. Испытание происходило в стойлах после дойки. Они вытирали шприц после каждого впрыскивания. Они знали лучше всех о состоянии здоровья страны, в особенности детей, которое во многом зависело от молочных продуктов и как опасна была настоящая эпидемия.
Через три дня инспектора: два штатных врача и один районный, вернулись обратно для проверки реакции. Они молча одевали свои халаты и резиновые сапоги. Им предстояло самое трудное дело сказать фермеру, что его коровы обречены на уничтожение.

Мы доили одновременно сто двадцать коров в коровнике Рилаенс Номер Три у тридцати стоек. В конце двух рядов два инспектора повстречались. Я подошел поближе, чтобы послушать их среди шума доящих машин.

"Странное явление", сказал один другому. В целом ряду не нашлось и одной противодействующей коровы и ни одной подозреваемой".

"Ни одной и в моем ряду", улыбаясь ответил другой. Во всем коровнике, в котором было сто двадцать коров, не нашлось и одной, подверженной болезни. Когда вторая смена закончила доить следующих двести сорок коров и испытания туберкулеза оказались негативными, рабочие начали быстро собираться в коровнике: Др. Гловер молился и Господь дал ответ на нашу молитву.

...

**Двора** · 04 September 2020, 02:59 PM

Спасибо, эту историю я читала давно, спасибо за возможность вновь пережить живые истории действия Духа Святого.

**Ольга Владим.** · 05 September 2020, 05:03 AM

...Помощник. Слово это как будто бы горело в этих огоньках. Передать другому то, чем обладаешь. Жертвовать временем, местом или случаем для соединения свечей вместе. Вдохновитель искр, для того, чтобы зажечь весь мир.

Переживание это вызвало у меня слезы. Позже, того же вечера, дома, я усердно принялся за чтение Первого Послания Коринфянам 12:28. Как часто я размышлял и молился над перечислением этих божественных назначений: "...сперва апостолы, вторые пророки, третьи учителя, затем чудотворцы, потом исцелители..." Да! Вот здесь: "...вспоможение..." Как я пропустил это слово, которое так почтительно стоит на ряду с другими? "Дары исцелений, вспоможения, управления, разные языки".

Здесь мой труд, назначенный мне Самим Богом, открытый мне в мгновенном сиянии света между Голливудских холмов. Бог призвал меня, меня быть помощником и с тех пор удивление моего призвания никогда меня не оставляло.
Хорошо, что такое подкрепление посетило меня, потому что очень скоро после этого пришло переживание, которое навсегда могло отравить мою радость быть помощником. Спикер на одном из наших многих собраний был с востока. Он приехал к нам с очень высокими рекомендациями. Но он показался весьма необычайной личностью для евангелиста, с его густыми, седыми по самые плечи волосами и искусственной ногой. С самого начала, мне казалось, что он начал проявлять особый интерес к денежным сборам, часто добавляя, что в других местах все сборы шли непосредственно ему.

"То же самое было бы и здесь", сказал я ему", если бы это были Ваши собрания". Когда евангелист имеет свою организацию, я напомнил ему, оплачивает содержание своих сотрудников, объявления, дорожные расходы ночлежные конечно он надеется, что все эти расходы покроются сборами. В таких случаях сам евангелист арендовал землю и оплачивал рабочих.

Когда же мы сами устраиваем собрания, у евангелиста здесь нет никакой заботы, даже его ежедневных расходов, так как он живет в нашем доме и питается хорошей домашней пищей, которую приготавливает Роза. Мы с Розой сказали ему, что мы затрачиваем сотни долларов на каждую кампанию и никогда не ожидаем их возврата. После покрытия главных расходов все остальные деньги вручаются церквам.

Было лишь одно исключение. Раз в неделю мы брали сбор, который называли "сбором любви", сбор на личные нужды проповедующего. Нам хотелось, чтобы в конце шестинедельной кампании у него было достаточно средств начать ряд своих собраний.

Как я уже сказал, что я весьма детально объяснил ему положение, так как замечал, что это его беспокоило. Но даже после такого выяснения он продолжал в конце каждого собрания говорить о деньгах. "Таким образом можно больше собрать денег", повторял он. "Вы не поступаете правильно. Вы должны задеть сердечные струны, если вы желаете, чтобы люди жертвовали".

"Мы не желаем, чтобы люди давали", сказала Роза за ужином, подавая ему в третий раз котлеты. "Не по той причине, что мы этого желаем. Если Дух Святой побудит их дать, тогда другое дело. И Он укажет им сумму.

Странно то с этим человеком, что несмотря на его чрезмерную озабоченность о деньгах, он был Богом помазанный проповедник. Мы никогда не имели больших собраний, как этого лета; никогда не вышло больше людей к алтарю и никогда не было столько чудесных исцелений. В один вечер глухое дитя получило слух впервые в его жизни. В конце недели доктор засвидетельствовал об этом исцелении с платформы. А еще при одном случае женщина была исцелена от большого зоба.

Наконец наступило последнее собрание в воскресенье после обеда. Более десяти тысяч людей набилось в палатку, когда Боб Смит (не его настоящее имя) сказал волнующую заключительную проповедь. Он был действительно даровитым проповедником и я был рад, ради его блага, что финансово собрания были успешными, а то он так об этом волновался. "Сборами любви", которые мы ему сделали, он мог финансировать несколько таких кампаний на востоке или в другом каком месте.

Я наблюдал ряды сидящих в палатке. Преобладающее большинство из них все еще были женщины. Что необходимо было сделать, чтобы явить Бога живым и действенным для мужчин нашего времени?

"...Величайшие Божьи благословения", говорил Смит. Я размышлял о проповеди. "Он не может дать вам, пока вы не дадите сперва Ему. Опорожните ваши кошельки, друзья, чтобы Он наполнил вас богатствами неба!"
Почему он говорил о кошельках? Мы не имели намерения делать сбора в конце этого последнего собрания.
"Кто даст?" он настаивал. "Жертвуйте щедро, жертвуйте, чтобы Бог соединил Свои руки дать вам!"

Женщина в розовом платье шла по направлению к платформе. Смит вышел из-за кафедры и наклонился к ней через посаженные в горшках цветы, чтобы принять ее дар.

"Да благословит тебя Господь, сестра", возгласил он. "Бог весьма обильно благословит тебя за этот дар любви!" То там, то сям в палатке другие начали продвигаться по проходам к платформе. Я поднялся с моего стула позади платформы и сделал себя видимым на стороне. Позади платформы группировалась небольшая кучка пасторов и распорядителей.

"Что он делает?" Спросил брат Розы Эдвард Габриель (семья Розы недавно укоротила свою фамилию с Габриелян на Габриель). "Он не имеет права делать это!"

"Мы должны остановить его!" Я согласился.

Но как? Чувства отзывающихся людей были искренними, если даже проповедник был неправ. Он уже плакал, собирая пожертвования. "Благодарю вас, брат!" "Бог да вознаградит тебя сестра!" "Бог да благословит вас, и вас, и вас..."
Что делать? Они слышали слово Божие, проповедуемое этим человеком неделями и видели исцеления, которые здесь произошли. Многие отдались здесь Господу в результате его проповеди. Если разоблачить его, это подорвет их веру.

"Но мы постараемся, чтобы он не ушел отсюда с деньгами этих людей", сказал Эдвард. Он был главным распорядителем мест в собраниях.

Бесстыдные призывы продолжались. Джерри утомилась долгим сиденьем в собрании и начала капризничать, поэтому Роза взяла ключи от машины и отвезла ее домой.

Когда Роза вернулась, сделав сорок пять километров в два конца, он еще был занят своим делом. Он побуждал людей выходить наперед, "перед всеми" и "доказать" свою любовь к Богу через пожертвование. Выйти второй и третий раз было еще большим проявлением преданности Богу.

Трудно поверить, что он занял для этого сбора два с половиной часа после окончания назначенного собрания. Я наблюдал на лицах некоторых людей удивление, подобно моему. Несколько сот людей вышли из собрания. Но большая честь собрания, казалось, была в восхищении от его поступка. Иногда вся палатка подымалась одновременно на ноги, двигалась вперед, чтобы положить деньги в жертвенное ведерко у ног проповедника.

Наконец, когда только последний доллар остался в кошельке или сумочке жертвователей, он склонил свою голову для благодарственной молитвы. С быстротой военного маневра Эдвард и его группа распорядителей двинулась к платформе. Не успел Смит запротестовать, как они подхватили корзинки и направились в заднюю часть платформы.
"Вы, мужчины! Эй, братья!" Заикался Смит. "Я, я благословлял эти дары".

"Аминь" повторили распорядители и скрылись за занавес в маленькой конторке, начав считать деньги.

Не прошло и несколько минут, как ворвался через занавес Смит. Его лицо пылало гневом.

"Это мое!" он сказал. "Это все мое!"

Он держал старый, с мягкими боками чемоданчик, которым он ударил по столу. Я не видал этого чемодана в машине, когда мы трое ехали из Дауни на собрание. Он открыл чемоданчик и начал наполнять его бумажками, которые лежали на столе.

Эдвард схватил ручку чемодана, а другой мужчина ухватил Смита за руку.
"Не троньте его!" Я произнес эти слова. "Не троньте его даже пальцем".

Распорядители в недоумении посмотрели на меня. Я был в таком же недоумении, как и они. В миг мне показалось, что я смотрю не на весьма возбужденного и злого проповедника, а на Саула, царя Израиля и слышу слова Библии:
"...ибо кто, подняв руку на помазанника Господня, останется ненаказанным?" (1 Царств 26:9).

Я помнил, что это были слова Давида о Сауле, после того, как Саул отошел от Господа, ослушался Бога и активно боролся с Богом. Все же Саул оставался в очах Давида человеком, через которого изливалась Божья сила и благословения, так, как я видел их изливающихся через Боба Смита.

Смит продолжал набивать деньгами чемодан как только скоро он мог это делать.
"Демос!" сказал Эдвард, "разве ты не видишь, что делается?"
"Я вижу".
"И мы отпустим его с деньгами?"
"Почему нет," сказал Смит. "Это мои деньги, не так ли?" Он держал теперь чемоданчик ниже стола, загребая руками деньги.
"Да, Боб, они твои", я согласился, с трудом доверяя моему голосу. "Бог не посылает Своих денег такими способами".
"Способы", возразил Смит с пренебрежением. Вы ничего не знаете про способы. Вы глупец, Шакарян. Вы все глупцы!"

Он щелкнул замочком чемодана и стоял, смотря на небольшой кружок проповедников и мирян. "Между вами произошли великие дела, а вы и этого не знаете".

Он начал отступать к двери, чувствуя раздвигающуюся занавеску. Через минуту он исчез.

Я вынужден был положить мои обе руки на плечи Эдварда и сдерживать его от погони за Смитом. "Оставьте его!" я повторял. "Чтобы мы делали с этими деньгами? Они не Божьи и я не верю, что Бог их благословит".

Опять я почувствовал, что выражал слова, которые не были моими. Когда все это закончилось, я почувствовал великую усталость людьми, собраниями, палаткой, платформами, громкоговорителями. Мы вышли опять в громадную палатку. Толпы медленно двигались по проходам к выходу. Группы добровольцев из церквей складывали стулья. После Смита не было и следа.

Я встретился с Розой и сказал ей ехать домой. Пройдут часы, прежде чем я закончу мою работу сегодня вечером. Мне следует организовать зачистку места, разбор палатки и выезд из города. Завтра я опять буду здесь с рабочими, чтобы выложить наново потоптанную траву. И я так заболел от всего этого, весьма крепко заболел.

Дома, в комнате Ричарда не было и следа человека, который жил с нами шесть недель. В чулане не было его одежды, не было его двух синих чемоданов, даже зубной щетки, которая висела около умывальника и той не стало. Когда он сложил свои вещи никто из нас не заметил. И разумеется, никто из нашей семьи не услышал от него прощального слова до свидания и благодарности для Розы за все время ее гостеприимства.

Шесть лет позже я услышал о Бобе Смите. Затем, в одно утро он сам зашел в главную контору Рилаенс Номер Три, худой, небритый, бедно одетый с видом человека без копейки. Он рассказал мне длинную, несчастную историю своей жизни и просил денег доехать до Детройта, чем я ему и услужил. Три года позже я слышал, что он умер.

Таким был первый, но не последний случай, который мы с Розой встретили. Здесь был человек с большими Божьими дарами служения ближним, но личная жизнь которого была неприличной. Иногда, как в случае со Смитом деньги. В других случаях алкоголь. А еще иногда женщины, наркотики или сексуальное извращение.

Почему Бог чтит служение таких людей? Была ли это сила Священного Писания, которая действовала независимо от человека, который цитировал Писание? Была ли это вера слушателей? Я не знаю.

Я был уверен только в двух вещах. Я знал, что люди, которые отдали свои сердца и кошельки Богу в таких собраниях не потеряют своей награды по причине погрешностей служащего им человека. Слова, которые я не вполне понимая сказал, стали верными. "Не троньте его".

Такие люди находятся в Божьих руках. Я обнаружил эту истину без долгого раздумывания. Очень часто я размышлял над словами Чарльза Прайса, выраженные с глубокой скорбью в его очах: "Солдаты, которые на первой линии фронта, терпят ранения". И я думал об опасностях и искушениях в жизни таких людей и спрашивал себя, достаточно ли я молился о Бобе Смите...

...

**Ольга Владим.** · 05 September 2020, 05:48 AM

..
В Германию мы поехали по приглашению одного из наших друзей Хала Германа. Хал был фотографом, который впервые заснял Хиросиму после взрыва атомной бомбы. Правительство Соединенных Штатов хотело знать меру разрушения, произведенного бомбой. То, что он видел в Японии, побудило его искать Божьего ответа для блага мира. Мы снабдили его громадной палаткой, которую выслали в Гамбург, и теперь он хотел, чтобы мы посетили его собрание.

В Гамбурге в аэропорту нас встретил пастор Роби, немецкий проповедник, в доме которого мы и гостили. "Добро пожаловать в наш город", - сказал пастор Роби на прекрасном английском языке. "Я хочу показать вам, что наш Бог продолжает быть Богом чудес". Мое сердце начало усиленно биться: не будет ли это причиной, ради которой Бог привел нас сюда?"

Я был поражен видом разрушения, которое еще было очевидным 1952 году. На пути из аэропорта мы ехали квартал за кварталом бетонных груд, разбитого кирпича и скрученных трамвайных рельс. Казалось, что ни одна живая душа не могла пережить такое разрушение. Наконец, пастор Роби остановил свою машину перед кучей мусора, похожей на другие кучи.
"Здесь стояла наша церковь", сказал он.

Когда мы пробирались через обломки кирпича и кусочков стекла, он добавил, "вот на этом месте произошло чудо".
Он остановился перед огнем покрученных остатков ряда стальных дверей, ведущих в подземелье. Убежище от бомб, объяснил пастор Роби. "В одно воскресенье, в половине собрания", он развел руки, показывал где однажды стояла церковь, "загудели сирены..."

Привыкшие к таким предупреждениям от воздушных налетов, пастор Роби велел людям выходить рядами на двор и торопиться в убежище. Стальные двери открылись и 300 человек укрылось в убежище под землей.
Потом двери были закрыты.

Немедленно начали взрываться вокруг те ужасные бомбы. Налет не прекращался, разрушая здания целыми кварталами вокруг церкви. Некоторые из них были зажигательными бомбами, которые жгли все, оставшееся от разрушения. Там в убежище слышно было потрескивание огня сверху.

В душном подземелье нам казалось, что мы сидели долгие часы, пока прекратилась тревога, рассказывал пастор Роби. Немедленно он поднялся по лестнице, чтобы открыть дверь, от которой он внезапно отскочил. Металлическая дверь была настолько горяча, что к ней нельзя было прикоснуться. Он нашел кусок дерева и начал бить в дверь. Дверь не открывалась. Другие мужчины били чем попало в стальную дверь.

Все старания были напрасны. Огненная буря сверху спаяла метал. Бить в дверь, означало прежде времени израсходовать драгоценный кислород.

Чтобы сберечь воздух подольше, пастор посоветовал всем склонить колени и молиться. "Господи", начал он молиться вслух. Мы знаем, что Ты сильнее силы смерти. Отец наш, мы умоляем Тебя, сотвори чудо. Отвори эти двери и освободи нас".

Все мы: мужчины, женщины и дети задержались некоторое время на наших коленях.

Вдруг слышим опять устрашающий гул самолета. Он летал кругами над разрушенным городом. И вдруг, опять взрыв бомбы. Инстинктивно мы все опять упали на землю. Бомба взорвалась очень близко. Не так близко, чтобы поранить пойманных людей в подземелье, но достаточно близко, чтобы разбить спаянные стальные двери. Когда осела пыль, пастор Роби и его церковь вышли из убежища на дымящиеся развалины вокруг их. В зареве горящего города все они, триста душ, воздали Богу благодарение за спасение.

Вечером в гостиной пастора Роби, я повторил этот чудный рассказ для Розы. Я чувствовал, что в нем есть поучение для нас в связи с Обществом. Только я еще не знал, в чем оно заключается.

Не видел я также связи между нашей ситуацией и палаточными собраниями пастора Роби. Все же нам было интересно сидеть в собрании, в котором мы не понимали ни слова и лишь наблюдать лица присутствующих. Вежливая и формальная, более трудная и недоступная была эта аудитория, чем когда либо мы с Розой встречали. Я почти пришел к заключению, что ничто не разобьет немецкую сдержанность, но, как и всегда, помогло исцеление. Совершенно глухой человек, хорошо известный на весь город, начал слышать и собрание стало бесконтрольным. Люди плакали, обнимались, поднимали свои руки к небу точно так, как армянские пятидесятники.

...

**Ольга Владим.** · 06 September 2020, 04:36 AM

...
Но я все спрашивал, Господи, для чего Ты привел меня сюда? Я ни в чем не помогал здесь и не был уверен в том, что я чему-то здесь учился. Роза с большим нетерпением хотела скорей вернуться к детям. Но, прежде чем вернуться домой, Роза хотела выполнить свою заветную мечту, чтобы увидеть Венецию. "И возможно", мы сказали один другому, что мы никогда больше не вернемся в Европу".

Итак, мы направились в Италию, на этот раз поездом. Какой странный мир представился нам через окна поезда, по сравнению с широкими фермами в Калифорнии. Маленькие участки земли, окруженные древними, каменными домиками, где свиньи, гуси и куры расхаживают по двору. "Так, как в Кара Кала!" я сказал Розе. "Такие фермы, о которых рассказывал нам отец".

В Германии я купил себе фотоаппарат. Несмотря на предупреждение для пассажиров на четырех языках не высовываться в окно, все же я это сделал. Я поднял окно в нашем купе и высунул мою голову и плечи, чтобы сделать лучший снимок.

Жгучая боль, как ножом, ударила меня в правый глаз.

Я сполз в вагон и почти упустил мой аппарат.
"Роза!"
Роза усадила меня и сняла мою руку с глаза. Мой глаз дрожал, так что я не мог его открыть. Роза осторожно подняла веко.
"Я вижу! Похоже, что это кусочек угля, рядом возле зрачка".

Роза вынула платочек и пробовала снять кусочек угля, но он глубоко засел в глазу. Боль была невыносимая. Я все время держал платок на лице, вытирая слезы. Оставалось еще час езды до Венеции, самый мучительный час в моей жизни.

Со станции, вместо романтического катанья в гондоле, мы взяли быструю лодку в гостиницу. Заведующий в приемной гостиницы очень быстро справился с ситуацией. Через несколько минут я лежал на кровати в нашем номере и доктор гостиницы осматривал мой глаз. Он поднял веко, посветил лампочкой и поднялся.

"Сожалею, синьор, ситуация очень серьезная. Кусочек угля очень большой и корявый".
"Не можете ли вы вынуть его здесь?"
"Здесь? Нет синьор. Для этого необходимо пойти в госпиталь. Я сейчас же позвоню в госпиталь".
Пока он звонил и быстро говорил по-итальянски, Роза сидела и держала мою руку.
"Демос", сказала она, "будем молиться".

К великому сожалению и моему стыду, находясь в боли, я забыл об этом молиться.

Роза начала благодарить Бога за чудеса исцелений, которые мы видели в Гамбурге. "Господь, мы благодарим Тебя и знаем, что Ты здесь с нами в этой комнате в Италии, как Ты был в палатке в Германии. Во имя Иисуса мы просим удалить уголек".

Пока она еще молилась, я почувствовал теплоту в моем глазу. "Роза, я что-то чувствую! Что-то случилось!"
Я мигнул глазами. Ничего нет. Не болит. Нет помехи. "Роза, посмотри в мой глаз!"

Роза склонилась надо мной. "Демос, там ничего нет!" Она начала плакать.

Доктор повесил трубку телефона. "Госпиталь примет вас. Мы отправимся в приемную скорой помощи".

"Доктор, посмотрите еще раз в мой глаз".

Он вынул лампочку из чемоданчика и опять посветил в мой глаз. Он опустил веко и посмотрел в другой глаз. Затем вновь в мой правый глаз.

"Не может быть", сказал он.
"Моя жена просила Бога удалить уголек", ответил я ему.
"Не может быть", - сказал он опять. "Он не мог выйти сам по себе".
"Не сам по себе, Доктор. Бог вынул его".
"Вам не понять. Там должна быть царапина. Прорыв оболочки, где он сидел. Но там ничего нет. Нет ранки и нет повреждения". Он направился к двери. "Я вам за это не посчитаю, синьор. Подобное не может случиться..."

Мы с Розой провели время в Италии весьма приятно. Но какое значение все это имеет для Общества? Когда мы вернулись обратно в Лос-Анджелес в конце июля, путь впереди не был яснее, чем до этого.

...

**Ольга Владим.** · 06 September 2020, 04:52 AM

...
Пришел август. Сентябрь. Мы продолжали собираться в Клифтонской Кафетерии, та самая маленькая группка, скорее из верности мне, нежели другой какой причины. Затем наступил октябрь, первая годовщина Интернационального Общества Бизнесменов Полного Евангелия. В прошлом году я говорил в интересах Общества во многих местах страны. Многие из других городов посещали наши завтраки. Но за весь год, видя "чудные дела", ни один из них не заинтересовался, чтобы начать вторую группу или отдел в другом городе.

Роза была осторожной не говорить о моей уверенности и предсказаниях прошлой осени, но я наблюдал в ней рост сомнения в необходимости продолжать это дело каждой субботы. Мы только кормим людей завтраками, Демос", сказала она мне. "Мы имели гораздо лучший успех с палаточными собраниями. Мы достигали тысячи людей каждого лета, вместо нескольких дюжин, при наилучших условиях".

Я знал, что она говорила правду, все же... "Посмотрим, что станется в следующем месяце", сказал я.
Ноябрь пришел и ушел, а наши собрания проходили с трудом, даже стали уменьшаться.

"В декабре будет иначе", я заверял ее. Люди более заинтересованы в Рождественском сезоне".

Но Рождество имело противоположный эффект, так как люди не имели времени посещать наши собрания.
"В следующую субботу я еду с моей женой делать покупки, Демос".
"А у нас церковный базар". "Я везу детей посмотреть святого Николая". В субботу утром, 20-го декабря, только пятнадцать из нас собралось наверху в Клифтонской Кафетерии, на шесть человек меньше, чем четырнадцать месяцев назад. В конце этого печального собрания, мой приятель Майнер Арганбрайт говорил очень откровенно. Майнер был контрактором каменщиков на больших коммерческих и индустриальных работах и один из пяти директоров Общества.
"Демос, мне не хочется быть негативным перед Рождеством", сказал Майнер, "но мне кажется, что вся эта идея с Обществом мертва. Говоря откровенно, я не дам за нее и пятачка".
Я посмотрел на него не имея силы ему ответить.

Майнер протянул свою руку и продолжал: "Ты часто говорил, что это все является лишь экспериментом? Не так ли? Многие эксперименты не удаются. В этом нет ничего позорного".
Я все еще не мог ничего сказать.
"Что я хочу сказать тебе, Демос, это то, что если не случится чуда к следующей субботе, не рассчитывай больше на меня".
"Окей. Правильно, Майнер. Я понимаю".
Мы с Розой без слов сошли по лестнице на низ. В большой комнате мигала перед нами Рождественская елка.
"Майнер прав", нежно сказала Роза. "Если Бог участвует в каком деле, то Он его благословляет, не так ли? И ты не можешь сказать, что Общество переживает благословения".

Я онемевший вышел с ней на улицу. Все старания по телефону, поездки, почти что подкуп людей приходить все напрасно. Одно, чему я научился с 1940 года, это то, что если у нас с Розой не было о чем-нибудь единомыслия Бог не открывался нам. Если она теперь была так уверена, что наше старание с Обществом бесполезно, значит этому конец. Чем скорей я про него забуду, тем лучше.

Только... я о нем не мог забыть. Всю неделю после этого у меня текли слезы по лицу. Во время управления машиной я вдруг начинаю плакать. Я начал опасаться нервного срыва.

Для блага детей я пробовал быть веселым на Рождество. Я возрадовался, когда на следующий день, в пятницу 26-го к нам приехал гость. Это был наш друг Томи Хикс, даровитый евангелист и весьма полезный человек на время переживания.

"Можете ли вы себе представить, Томи", я обратился к нему в пятницу за ужином, что завтра утром последнее официальное собрание Общества Бизнесменов Полного Евангелия..." Я немножко поморщился... "Интернационального? Кажется, что все такого мнения. Только Майнер был достаточно смелым, высказать это. Поэтому остается лишь одно, чтобы официально закрыть его с каким-нибудь объяснением. Может быть нам следует поговорить, как мы все сможем работать следующим летом в палаточных собраниях".

Я пробовал быть спокойным, но Томи, очевидно, понял тревогу в моем сердце и поэтому сказал: "Демос, мне кажется, что мы должны еще поговорить про это".

И так мы говорили, облокотившись на стол, вспоминая для него наши прежние переживания. Скоро Джерри ушла спать. Стефан уже давно спал, а Ричарда не было дома, так как он руководил особыми собраниями молодежи в конце этой недели. Мы с Томи и Розой продолжали нашу беседу о разных людях, которые были у нас в Клифтонской Кафетерии, вспоминая о том, чем они делились с нами.

"Каждую субботу я чему-то научился", сказал я Томи. Чему-то, что помогало мне лучше любить Бога и людей".
Была полночь, когда Роза посмотрела на часы. "Посмотри на время, Демос! А я еще и стола не убрала! Пора в кровать, а то мы не поднимемся завтра вовремя в Клифтонскую Кафетерию".

"Ты иди в кровать, дорогая", сказал я. "Для меня будет очень трудно спать. Год тому назад я был так уверен! Я зайду в гостиную и склонюсь на колени, пока не услышу от Господа Его повеление".
"Добрый человек", сказал Томи. "А я помогу для Розы с тарелками, а потом мы придем к тебе и присоединимся к тебе в молитве. Но, в основном, Демос, решение это между тобой и Богом".
Томи с Розой снесли всю посуду со стола на кухню. Я прошел через передний вестибюль и ступил в гостиную, когда это случилось.

Подобное со мной случилось, когда мне было тринадцать лет. Воздух вокруг меня стал весьма тяжелым, побеждающим, свалившим меня на пол. Я упал на мои колени, потом на мое лицо, распростершись во всю длину на узорчатом красном коврике.

Я не мог стоять, подобно тому, как некогда в моей спальне в большом испанском доме возле нашего, двадцать лет тому назад. Поэтому я и не пробовал встать. Я почивал в Его побеждающей любви, чувствуя Его Дух, бьющийся по всей комнате в бесконечном потоке силы. Время исчезло. Места не стало. Я слышал Его голос, говорящий ко мне те же слова, которые Он сказал мне раньше:
"Демос, будешь ли ты сомневаться в Моей силе?"

И внезапно я увидел себя, таким, каким я, наверно, был в Его глазах: борющимся, напрягающимся, очень занятым и неугодным и здесь и там, едущим в Европу, чтобы заручиться поддержкой "официальной" группы, всюду зависящий от моей собственной силы, вместо Его силы.

С болью я припомнил молитву Орала Робертса на первом собрании Общества, молитву, которая побудила двадцать одного человека подняться на ноги и маршировать с пением гимна победы. "Да возрастает эта организация только в Твоей силе..."
Но я поступал так, как будто все зависело от моей силы, как будто я должен был начать тысячу отделов, которые предвидел Орал. И, конечно, я смог начать один отдел. "Господь Иисус, прости меня!"

Затем Он припомнил мне о том, что я видел в Европе видел, только не понял: стальные двери бомбоубежища в Гамбурге и уголек в моем глазу в Гранд Отеле в Венеции. "Я Тот, Демос, Который открывает двери. Я Тот, Который вынимает бревно из невидящих глаз".

"Я понимаю, Господь Иисус. И я благодарю Тебя". А теперь Я дам тебе возможность видеть. После этого Господь позволил мне подняться на колени. Он поднял меня силой, которая, мне казалось до этого, держала меня на полу, а теперь поднимала меня вверх. В это время Роза вошла в комнату. Она обошла меня и подошла к Хаммонд органу, который стоял в углу. Не сказав и слова, она села и начала играть.

Когда музыка наполнила комнату, атмосфера в комнате просветлела. К моему удивлению, мне казалось, что в комнате не было потолка. Светло-кофейного цвета штукатурка на стенах и свет в потолке исчез и я смотрел прямо в небеса дневного цвета, хотя на улице, наверно, была полная темнота. Как долго она играла, пока я смотрел в вечное пространство, я не знаю. Внезапно она перестала играть, пальцы все еще на клавишах и начала громко молиться на языках, передавая прекрасную, ободряющую, текущую весть. На минуту она задержалась, затем таким же лирическим и ритмическим способом заговорила на английском языке:
Сын мой, Я знал тебя прежде твоего рождения. Я вел тебя на всем пути. А теперь Я покажу тебе цель твоей жизни.

То были дары Духа языков и истолкования, данных вместе. И пока она говорила, прекрасные вещи начали твориться. Хотя я оставался на коленях, я чувствовал, что я как бы, поднимаюсь. Я вышел из тела. Я поднялся вверх и вышел из комнаты. Внизу себя я видел крыши домов в Дауни. Вон там виднелись Сан-Бернардинские горы, а в другом направлении Тихоокеанский берег. Теперь я уже был над землей и имел возможность видеть всю страну с запада на восток.

И хотя я мог видеть так далеко, я так же мог видеть и людей на земле миллионы и миллионы, стоящих плечо к плечу. И так внезапно, как камера быстро охватывает футболистов и их лица, в моем видении я видел лица миллионов людей. Я мог видеть малейшие детали на лицах миллионов людей.

И то, что я видел, страшило меня. Вертелся ли мир вокруг меня или я вокруг мира, я не знаю. Но подо мной виднелся континент Южной Америки. Затем Африка, Европа, Азия. Опять поражающий вид, вблизи и всюду было то же самое. Коричневые лица черные лица, белые лица, каждое из них суровое, несчастное, замкнутое в свою личную смерть.
"Господи"! взмолился я. "Что с ними! Господи, помоги им!"

Позже Роза мне сказала, что я ничего не говорил. Но в видении мне казалось, что я плакал и умолял в слух.
Внезапно Роза заговорила. Говоря по человечески, она не могла знать, видел ли я что-нибудь или нет.
"Мой сын, что ты увидишь, исполнится очень скоро".

Земля поворачивалась или я вращался вокруг нее во второй раз. Подо мной были миллионы и миллионы людей. Но какое отличие! На этот раз их головы были подняты. В глазах сияла радость. Их руки были подняты к небу. Люди эти, которые были разделены, каждый в тюрьме своей личности, соединились в общество любви и поклонения. Азия, Африка, Америка всюду смерть превратилась в жизнь.

И наконец, видение прекратилось. Я почувствовал, что возвращаюсь на землю. Подо мной были Дауни и Калифорния. Вон там наш дом. Я видел себя на коленях и Розу, сидящую у органа. А затем известные мне предметы в комнате окружили меня и я почувствовал боль в коленях и твердость в моей шее. Я медленно поднялся на ноги и посмотрел на часы. Была половина четвертого часа утра.

"Что случилось, Демос?" спросила Роза. Что сказал тебе Господь?"
"Дорогая, я не только слышал, я и видел". И рассказал ей мое видение. Роза слушала со слезами, текущими из глаз:
"О Демос, разве ты не видишь, что Он хочет, чтобы мы продолжали Общество!"
Она отошла от органа и положила свою руку на мою. "Помнишь, Демос, как в этой комнате, почти восемь лет тому назад, мы на коленях решили, чтобы Господь у нас был на первом месте..."

Когда мы направились к спальне, мы заметили свет под дверью комнаты Ричарда, где ночевал Томи. Я постучал в дверь и Томи сказал: "войдите!" Он был распростертым на полу, все еще в своем сером костюме. Он обещал поддержать меня в молитве и сдержал свое слово.

"Демос", спросил он. "Скажи мне, что ты слышал? Никогда в моей жизни я не чувствовал силы, как в эту ночь, которая волнами проходила по всему дому".
Мы всю ту ночь не ложились спать. Пока я закончил описание видения для Томи, уже было время ехать на собрание в Клифтонскую Кафетерию.

Когда мы приехали в Кафетерию, там уже было два человека, ожидавших нас. Один из них Майнер Арганбрайт, прибытию которого я весьма удивился. Другого человека я очень мало знал.

"Я имею нечто для тебя, Демос, сказал Майнер. Он протянул руку в карман и вынул конверт. Я подумал, что это был его отказ. Как жаль, теперь, когда я чувствую себя...
Но это не было письмо об отставке. Это был чек. Мои глаза разбежались, когда я прочитал: Интернациональному Обществу Бизнесменов Полного Евангелия..."
"Одна тысяча долларов!" Я говорю: "Майнер, ведь на прошлой неделе ты сказал, что наша организация не стоит и пяти центов".
"На прошлой неделе была прошлая неделя", сказал Майнер. "Демос, я проснулся рано утром и я слышал голос. Это был Бог, я уверен, это был Бог. Он сказал, что эта работа должна продолжаться по всему миру и что я должен пожертвовать первые деньги".

Я все еще смотрел на него, когда подошел второй мужчина. "Господин Шакарян", сказал он. Меня зовут Томас Никель. Что-то произошло со мной прошлой ночью и я думаю, что вам будет интересно знать".

Я подвинул мой поднос ближе к нему и посолил яйца, пока господин Никель рассказывал мне как Господь дал ему откровение среди ночи. Он работал поздно ночью в своей печатной мастерской в Уотсонвилле, в Калифорнии, около Сан-Франциско. По той причине, что Рождество выпало посредине недели, у него получилась задержка в выполнении заказов. Внезапно он услышал ясный голос Святого Духа, Который сказал ему: "Садись в машину и поезжай в Лос-Анджелес на субботнее утреннее собрание той группы, которую ты однажды посетил".

Он посмотрел на часы. Было как раз двенадцать часов ночи, то время, я припоминаю, когда я ушел в гостиную помолиться.

Никель боролся со своим внутренним голосом. Уотсонвилль находится на расстоянии шестисот километров от Лос-Анджелеса. Ему нужно будет ехать всю ночь, чтобы быть вовремя. Но слово продолжало: будь в собрании. Осведомив Монте-Виста Христианскую Школу, где он был инструктором, он поехал на юг.

"Так вот я теперь здесь", закончил Никель, "чтобы предоставить тебе мою типографию и мои услуги".
Роза, Майнер и Томи внимательно слушали Никеля.
"Вашу типографию", переспросил Томи.
"Чтобы печатать журнал", ответил Никель. "Видите, Дух повторял мне, что это Общество должно распространиться по всему миру. Но оно никогда не двинется с места без голоса".
"Голос..." повторила Роза. "Голос бизнесменов"...

Это утро собрание было малым, но одно из самых радостных, которое мы когда имели. Прежде чем мы разошлись, мы избрали Томаса Никеля редактором и издателем нового журнала, который мы назвали:
Голос Бизнесменов Полного Евангелия.
"Только подумай", я сказал Розе, когда мы на следующую ночь пошли спать: прошлой ночью в это время Общество почти что было закончено. А сегодня мы имеем одну тысячу долларов у казначея и журнал. Я не могу дождаться, чтобы видеть, что Господь дальше хочет сделать!"
...

**Григорий Р** · 06 September 2020, 05:06 AM

Сообщение от Ольга Владим.

Я вышел из тела.

Антибиблейское учение.

Демос Шакарян. История армянских пятидесятников. Отрывки из книги.

Демос Шакарян. История армянских пятидесятников. Отрывки из книги.

Комментарий

Комментарий

Комментарий

Комментарий

Комментарий

Комментарий

Комментарий

Комментарий

Комментарий

Комментарий

Комментарий

Комментарий

Комментарий

Комментарий