Твитнуть
Мнимая святость
В данной статье мне хотелось бы затронуть вопрос о святости, а точнее о ее восприятии в традиционном православном и протестантском сознании. «Святость» буквально означает «отделенность» кого-либо или чего-либо от мира для Бога. Так, святым народом считался народ Израильский, призванный ко священству и свидетельству правды Божьей среди языческого мира для спасения народов и приведения их к вере. При этом, из Св.Писания очевидно, что святой Божий народ, как никакой другой в истории человечества, во все времена испытывал на себе последствия своего греха, формально оставаясь «отделенным для Бога». В свою очередь, в самом Божьем народе «отделенным» считалось колено Левия, призванное ко священству «полного посвящения» среди священства так сказать «мирского» (поскольку изначально весь народ был призван ко священству).
Здесь необходимо отметить, что святость в полном смысле этого слова как совершенная отделенность человека для Бога не есть некая изначальная данность для христианина но цель, к которой он призван стремиться всю жизнь. В этом, абсолютном смысле, свят лишь Один Бог. И здесь уместно провести аналогию между подлинной святостью и совершенством. Так, человека можно назвать поистине святым, если, по слову апостола, «уже не он живет, но живет в нем Христос», если человек умер для себя, умертвил свои земные члены и похоти. Однако поскольку для грешного, хотя и верующего человека это не есть его традиционное состояние, говорить о какой бы то ни было святости даже примерного христианина не вполне корректно. Ни один из нас по-настоящему не отделен для Бога, поскольку, как с горечью констатирует апостол, «все ищут своего, а не того, что угодно Иисусу Христу». В своем глубинном смысле, который только и есть настоящий, «святость» есть синоним совершенства.
Здесь уместно сделать следующую оговорку: когда в Писании верующие называются святыми, имеется ввиду опять же их отделенность для Бога, но никак не совершенство. Поэтому никому из тех, кого Церковь прославляет как святых, и в голову не могло придти считать себя таковым при жизни поскольку в пределе грешный человек не может быть свят. И тем не менее их святость, пускай и относительная на фоне Божьей, по сравнению с нашей среднестатистической христианской «святостью», являет поистине поразительный контраст. Тем более плачевно, когда человек, подобно автору бесконечно далекий от совершенства, превратно понимает слова апостола и приписывает себе и окружающим то, чего в них нет действительную святость.
В традиционном протестантском понимании человек становится святым, когда «принимает Христа» и оставляет греховный образ жизни, под которым, как правило, подразумеваются вполне конкретные вещи аморальные с христианской точки зрения дела. Когда человек принимает решение оставить прежние греховные привычки, он как бы автоматически присоединяется ко «священству». Отчасти, это, пожалуй, справедливо я бы даже назвал это полуправдой, если бы злоупотребления этой полуправдой не приводили к тому, что она теперь претендует именоваться всей правдой, тем самым, превращаясь в опасную, в силу своей трудноуловимости, подмену.
На первых порах жизни новообращенного благодать Божья зачастую действует обильно в его жизни, и очищает его от внешне неблаговидных, зачастую осуждаемых даже светским обществом поступков. Человек перестает пить, курить, сквернословить, рукоприкладствовать, прелюбодействовать И на фоне окружающего большинства может действительно показаться святым. Но это если судить исключительно по внешним признакам, по которым верующие как раз призваны не судить. Здесь конечно речь идет не о страстях или полном внутреннем отречении от мирского, но только об исключительно внешних вещах, так сказать, смертных грехах, без оставления которых человек в принципе не может следовать за Христом. Но на том, с чего все начинается для одного (т.е. с обращения ко Христу), нередко все заканчивается для другого. Здесь, на мой взгляд, довольно тонкий психологический момент: в самом деле, к чему напрягаться, если итак спасен? А если и не заканчивается, то ничего кардинально отличного от прежнего уровня достичь все равно не удается. Поскольку представление о святости заведомо подается протестантизмом в искаженном свете.
Основным постулатом протестантского вероучения является спасение исключительно благодатью, по одной лишь вере в Иисуса Христа. И опять-таки это утверждение было бы во многом верно, если бы при этом не игнорировался человеческий компонент те усилия, которые требуются от человека, чтобы, с Божьей помощью, как писал апостол, «совершать свое спасение».
Православие, в отличие от протестантизма, учит о «синергии» - соработничестве Бога и человека в деле спасения последнего. Да, Бог действительно сделал все возможное и невозможное, чтобы спасти человечество, но поскольку даже Он не может спасти человека насильно, против его воли (иначе спаслись бы все), то условием спасения Он поставил, во-первых сердечную веру в Иисуса Христа, и, во-вторых, как следствие подлинной веры, нравственные усилия, предпринимаемые человеком по слову Крестителя: «приготовьте путь Господу, сделайте прямыми стези Его». «Царствие Небесное усилием берется» это маленькое, но душеспасительное усилие воли и сердца и требуется от немощного грешного человека. Усилие, которое можно определить, как некий конкретный выбор в данный реальный момент времени избрать богоугодное и отвергнуть худое.
В наследии традиционной Церкви огромное место занимает аскетический опыт подвижников, подобно апостолу Павлу умерщвлявших и порабощавших плоть свою, чтобы, проповедуя другим, самим не остаться недостойным. Неустанная борьба со внутренним злом, с оплетающими душу страстями, при помощи Божьей, является тем самым узким путем очищения сердца, который ведет ко спасению души, при том условии конечно, что человеком при этом движет любовь Божья, а не его падшая самость.
Многие из нас по незнанию или нежеланию избирают широкий путь: просто веруй и будешь спасен, словно игнорируя слова апостола о том, что «человек спасается делами, а не верою только». «Видишь ли, неосновательный человек, говорит апостол, обращаясь к каждому из нас, вера без дел мертва». Неосновательный значит тот самый, который строит свой дом без основания на песке. Построить-то он построит, как и многие из нас, но вот устоит ли дом станет известно в день посещения, которого в определенном смысле лучше не дожидаться. «Горе желающим дня Господня. Для чего вам этот день Господень? Он тьма, а не свет.»
Нравственное усилие, постоянный выбор между добром и злом в пользу первого неизменное условие спасения человека. Неудивительно, что протестантизм, по сути отвергший человека, сведя его роль до роли стороннего наблюдателя, лишивший человека-христианина подлинной свободы выбора, не имеет тех многочисленных примеров святости и святых, действительно оставивших самих себя ради Бога, которые есть в православии, и о которых свидетельствует Церковь.
Сказать о том, что человек спасается благодатью будет, на мой взгляд, совершенно справедливо. Но не заметить слов апостола о том, что человек спасается и делами будет лукавством («и была последняя ложь горше первой»). Это то же самое, что сказать о Христе, что Он Бог. Подобное утверждение верно ровно до тех пор, пока им не отрицается Его человечество (поэтому неудивительно, что Иисус называет Себя одновременно Сыном Божьим и Сыном Человеческим). И истина в данном случае, как и в примере со святостью, заключается в неразрывном взаимодополняющем единстве одного и другого.
Отсутствие понимания того, что предпринимаемые нами нравственные усилия реально влияют на совершаемое Богом спасение человека, и, как результат, отсутствие веры в их необходимость и действенность, обессиливает, обезоруживает христианина, закрывает ему доступ к подлинной святости. И человек в конечном итоге уподобляется «вечно учащимся и никогда не могущим достигнуть познания истины». И умирает практически в том же самом состоянии, в котором некогда «родился свыше», если не в худшем.
Высокое нравственное призвание человека, любовь и уважение к нему его Творца, проявляются прежде всего в том, что Владыка миров приглашает на первый взгляд ничтожное, а на второй столь любимое Им создание, к соработничеству не только в деле спасения ближних, но в первую очередь в деле спасения его собственной души.
Здесь необходимо отметить, что святость в полном смысле этого слова как совершенная отделенность человека для Бога не есть некая изначальная данность для христианина но цель, к которой он призван стремиться всю жизнь. В этом, абсолютном смысле, свят лишь Один Бог. И здесь уместно провести аналогию между подлинной святостью и совершенством. Так, человека можно назвать поистине святым, если, по слову апостола, «уже не он живет, но живет в нем Христос», если человек умер для себя, умертвил свои земные члены и похоти. Однако поскольку для грешного, хотя и верующего человека это не есть его традиционное состояние, говорить о какой бы то ни было святости даже примерного христианина не вполне корректно. Ни один из нас по-настоящему не отделен для Бога, поскольку, как с горечью констатирует апостол, «все ищут своего, а не того, что угодно Иисусу Христу». В своем глубинном смысле, который только и есть настоящий, «святость» есть синоним совершенства.
Здесь уместно сделать следующую оговорку: когда в Писании верующие называются святыми, имеется ввиду опять же их отделенность для Бога, но никак не совершенство. Поэтому никому из тех, кого Церковь прославляет как святых, и в голову не могло придти считать себя таковым при жизни поскольку в пределе грешный человек не может быть свят. И тем не менее их святость, пускай и относительная на фоне Божьей, по сравнению с нашей среднестатистической христианской «святостью», являет поистине поразительный контраст. Тем более плачевно, когда человек, подобно автору бесконечно далекий от совершенства, превратно понимает слова апостола и приписывает себе и окружающим то, чего в них нет действительную святость.
В традиционном протестантском понимании человек становится святым, когда «принимает Христа» и оставляет греховный образ жизни, под которым, как правило, подразумеваются вполне конкретные вещи аморальные с христианской точки зрения дела. Когда человек принимает решение оставить прежние греховные привычки, он как бы автоматически присоединяется ко «священству». Отчасти, это, пожалуй, справедливо я бы даже назвал это полуправдой, если бы злоупотребления этой полуправдой не приводили к тому, что она теперь претендует именоваться всей правдой, тем самым, превращаясь в опасную, в силу своей трудноуловимости, подмену.
На первых порах жизни новообращенного благодать Божья зачастую действует обильно в его жизни, и очищает его от внешне неблаговидных, зачастую осуждаемых даже светским обществом поступков. Человек перестает пить, курить, сквернословить, рукоприкладствовать, прелюбодействовать И на фоне окружающего большинства может действительно показаться святым. Но это если судить исключительно по внешним признакам, по которым верующие как раз призваны не судить. Здесь конечно речь идет не о страстях или полном внутреннем отречении от мирского, но только об исключительно внешних вещах, так сказать, смертных грехах, без оставления которых человек в принципе не может следовать за Христом. Но на том, с чего все начинается для одного (т.е. с обращения ко Христу), нередко все заканчивается для другого. Здесь, на мой взгляд, довольно тонкий психологический момент: в самом деле, к чему напрягаться, если итак спасен? А если и не заканчивается, то ничего кардинально отличного от прежнего уровня достичь все равно не удается. Поскольку представление о святости заведомо подается протестантизмом в искаженном свете.
Основным постулатом протестантского вероучения является спасение исключительно благодатью, по одной лишь вере в Иисуса Христа. И опять-таки это утверждение было бы во многом верно, если бы при этом не игнорировался человеческий компонент те усилия, которые требуются от человека, чтобы, с Божьей помощью, как писал апостол, «совершать свое спасение».
Православие, в отличие от протестантизма, учит о «синергии» - соработничестве Бога и человека в деле спасения последнего. Да, Бог действительно сделал все возможное и невозможное, чтобы спасти человечество, но поскольку даже Он не может спасти человека насильно, против его воли (иначе спаслись бы все), то условием спасения Он поставил, во-первых сердечную веру в Иисуса Христа, и, во-вторых, как следствие подлинной веры, нравственные усилия, предпринимаемые человеком по слову Крестителя: «приготовьте путь Господу, сделайте прямыми стези Его». «Царствие Небесное усилием берется» это маленькое, но душеспасительное усилие воли и сердца и требуется от немощного грешного человека. Усилие, которое можно определить, как некий конкретный выбор в данный реальный момент времени избрать богоугодное и отвергнуть худое.
В наследии традиционной Церкви огромное место занимает аскетический опыт подвижников, подобно апостолу Павлу умерщвлявших и порабощавших плоть свою, чтобы, проповедуя другим, самим не остаться недостойным. Неустанная борьба со внутренним злом, с оплетающими душу страстями, при помощи Божьей, является тем самым узким путем очищения сердца, который ведет ко спасению души, при том условии конечно, что человеком при этом движет любовь Божья, а не его падшая самость.
Многие из нас по незнанию или нежеланию избирают широкий путь: просто веруй и будешь спасен, словно игнорируя слова апостола о том, что «человек спасается делами, а не верою только». «Видишь ли, неосновательный человек, говорит апостол, обращаясь к каждому из нас, вера без дел мертва». Неосновательный значит тот самый, который строит свой дом без основания на песке. Построить-то он построит, как и многие из нас, но вот устоит ли дом станет известно в день посещения, которого в определенном смысле лучше не дожидаться. «Горе желающим дня Господня. Для чего вам этот день Господень? Он тьма, а не свет.»
Нравственное усилие, постоянный выбор между добром и злом в пользу первого неизменное условие спасения человека. Неудивительно, что протестантизм, по сути отвергший человека, сведя его роль до роли стороннего наблюдателя, лишивший человека-христианина подлинной свободы выбора, не имеет тех многочисленных примеров святости и святых, действительно оставивших самих себя ради Бога, которые есть в православии, и о которых свидетельствует Церковь.
Сказать о том, что человек спасается благодатью будет, на мой взгляд, совершенно справедливо. Но не заметить слов апостола о том, что человек спасается и делами будет лукавством («и была последняя ложь горше первой»). Это то же самое, что сказать о Христе, что Он Бог. Подобное утверждение верно ровно до тех пор, пока им не отрицается Его человечество (поэтому неудивительно, что Иисус называет Себя одновременно Сыном Божьим и Сыном Человеческим). И истина в данном случае, как и в примере со святостью, заключается в неразрывном взаимодополняющем единстве одного и другого.
Отсутствие понимания того, что предпринимаемые нами нравственные усилия реально влияют на совершаемое Богом спасение человека, и, как результат, отсутствие веры в их необходимость и действенность, обессиливает, обезоруживает христианина, закрывает ему доступ к подлинной святости. И человек в конечном итоге уподобляется «вечно учащимся и никогда не могущим достигнуть познания истины». И умирает практически в том же самом состоянии, в котором некогда «родился свыше», если не в худшем.
Высокое нравственное призвание человека, любовь и уважение к нему его Творца, проявляются прежде всего в том, что Владыка миров приглашает на первый взгляд ничтожное, а на второй столь любимое Им создание, к соработничеству не только в деле спасения ближних, но в первую очередь в деле спасения его собственной души.
Комментарий