Твитнуть
опять от М.Яковлева (http://zhurnal.lib.ru/j/jakowlew_m_l/katenok.shtml)
Глава из повести "Время Дороги"
Катенок
Километрах в сорока от Брянска подсаживаем пожилого мужчину и женщину: опаздывают на похороны: телеграмма пришла с задержкой, а последний автобус на Брянск ушел, просят довезти до вокзала - им бы успеть на поезде, который до их деревни. Размещаем их, сдвигая коробки с ящиками. Мужчина как сел у двери, так всю дорогу и просидел, не подняв головы. Мы гнали как могли, и мы успели! За все это время никто из них не проронил ни слова, зато прощались они с какой-то неожиданной трогательной благодарностью, очень как то тепло, почти по родному. Поразила вдруг мысль: что вот мы выехали из Москвы ни днем раньше и ни днем позже, и проехали через пять областей, где-то теряя часы, а где-то гоня без отдыха - не для того ли, чтобы помочь им? Мы же выехали еще тогда, когда тот человек был жив. Он еще жил, а мы уже спешили...
Я посмотрел им вслед, мне показалось, что мужчина на секунду обернулся на нас. Я видел, как они приостановились, видимо соображая где бы им сократить дорогу, потом подхватились и перебежали перед машинами на другую сторону.
Нет, просто показалось.
Как часто бывает в жизни - что-то из прошлого внезапно зацепит тебя чем-то неуловимым, совершенно непонятно каким образом и почему, мгновенно возвращая прошедшее, и ты снова необъяснимо живешь прошедшим... живя настоящим. Вот что-то похожее произошло и сейчас: удаляющаяся и теперь уже едва различимая в людском потоке, фигура этого человека вдруг смешалась с другим, совсем другим человеком, ничем, казалось бы, на него не похожим.
Я знал его по прежней работе. Мы не дружили, но одно время как-то сблизились и часто возвращались до метро вдвоем. Однажды осенью, под настроение, он зазвал меня к себе, мы сели на электричку и через час уже были в его поселке. Жил он один, занимая половину деревянного дома, другую, по его словам, занимала чета пенсионеров, которые впрочем, никак не сообщались с ним, так как их крыльцо и окна выходили на другую улицу. Еще на станции мы присовокупили несколько бутылок пива и потому наш "антураж" нетрудно представить всякому, знакомому с простыми радостями мужиковской компании. Я как-то сразу обратил внимание на одну и ту же фотографию, стоявшую на столе и такую же, чуть большего размера, висевшую над его кроватью. С фотографии смотрело лицо девочки-подростка с длинной распущенной челкой и прищуренными глазами.
- Моя дочь,- сказал он,- доча моя. Катенок...
И я почему-то не задал о ней ни вопроса, хотя вроде и полагалось бы в такой ситуации, ну там, каких-нибудь пару дежурных фраз, сколько лет, да где учится... Он стал рассказывать сам. А, может быть, для этого он и зазвал меня? На работе он слыл "великим молчальником" (никогда не лез никуда), и немного тугодумом, но не без юмора. Два года назад он развелся с женой. И потерял дочь.
- Моя вина, - сказал он, - во всем... Я абсолютно не умею жить. Нет, правда.
Разводились они тяжело, не смотря на то, что "лаялись по сто раз на дню", он, то уходил к другой, то возвращался, то снова сбегал отчаявшись. В конце концов такого никто не вынес, он остался один, в этом полдоме, жена не хотела о нем и слышать, дочка...
Он рассказывал, как прятал в грядках арбуз на ее день рождения, чтобы потом увидеть ее горящие от "чуда" глазенки, как в Доме отдыха лепил с ней длиннющего динозавра и как малышня просилась у нее посидеть на нем и она жутко важничала... Я, признаться, не ожидал от него такой откровенности, он неуклонно хмелел, но рассказывал, по крайней мере, без надрыва, точнее, стараясь без надрыва. Мы щипали воблу и пили... Когда ей было пять лет и он послал ее одну в магазин, наблюдая из окна, как она шагает с огромным пакетом и зажатыми в кулачке деньгами, то не смог удержаться и побежал за нею, тайком, скрываясь за прохожими, "как мальчишка"... Дочка от него отреклась.
- Я позвонил ей, поздравить, на шестнадцатилетие. Говорит: "Ты мне больше не отец"... спокойно так. Конечно, я сволочь, но сказала бы уж "ненавижу", а то - "не отец".
Он говорил медленнее:
-Так прошел год и начал я понемногу сходить с ума. Тихо так сходить...
И вот тогда-то посылает он ей телеграмму, якобы от имени друга. Додумался: так мол и так, отец Ваш похоронен такого-то числа и такого-то месяца, в поселке таком-то, с указанием адреса, места могилки (!), соболезнованиями... "Ну не может же она не прийти!"
- Я уж к тому времени и бороду отрастил, первый раз в жизни, продумал, чтоб, значит, дочка не узнала вдруг. Со сторожем тоже, без проблем, выпили пару раз, всего то делов - три бутылки водки. Плиту тоже, сам выбил, халтурил когда-то, пригодилось уменьице вот. Беру отпуск...
- Погоди, это ж было то...
- Ну да, вот, в мае.
Воистину чужая душа - потемки. Он ведь ходил на работу, как-то ведь жил, шутил с нами... а вечером, значит, долбил себе по мрамору буквочки-циферки: родился - умер... и веточку внизу не забыл (он показывал мне плиту), ну Анатолий! Ну, "великий молчальник"!
- Каждый день, как на пост - туда. Прихожу, ставлю плиту... там в конце аллеи холмик один нашел, безымянный, рядом склеп. удобно... Сижу за ним, - он вяло усмехнулся, - даже ночевал там.
- Не страшно?
- Страшно... Но дома страшнее. Мне нужно было, чтобы она пришла, хоть на минутку! И все.
Он увидел ее на пятый день, под вечер: худенькую фигурку с челкой. Увидел, как она блуждает по кладбищу с маленьким белым букетиком, как идет прямо к нему по аллее в черной косынке, как подходит к могилке...
Я представил себе большого нескладного человека, скорчившегося за склепом... в запотевших очках...
Он видел как она положила цветы и заплакала.
- Я обознался.
Он бежал за ней до самой станции, прячась за прохожими, как тогда, "как мальчишка", и только в последний момент, когда она уже входила в электричку, он узнал в ней подружку дочери... Они часто брали ее с собой на прогулки (отца у нее не было), приглашали на праздники, вместе дурачились, играли...
- Они действительно очень похожи с ней. И челка как у Катенка, такая же...
Я хлопнул его по колену, просто хлопнул, не знал чего говорить...
- Так я себя и похоронил, - сказал он, - Дочка так и не пришла, отпуск мой кончился... Пошел к батюшке, в храм не вешаться же,... долго говорили, он даже к себе меня затащил, на чай. Стал ходить на службы, когда мог... на исповедь, я ведь крещеный. В это тоже был, воскресенье. Батюшка благословил вот с дочкой встретиться... Боюсь... - улыбнулся он, - как с того света к ней...
Встретились ли они? Не знаю.
Почему он вспомнился мне? Каким непостижимым звеном связался он у меня с нашим недавним попутчиком? Загадка...
Глава из повести "Время Дороги"
Катенок
Километрах в сорока от Брянска подсаживаем пожилого мужчину и женщину: опаздывают на похороны: телеграмма пришла с задержкой, а последний автобус на Брянск ушел, просят довезти до вокзала - им бы успеть на поезде, который до их деревни. Размещаем их, сдвигая коробки с ящиками. Мужчина как сел у двери, так всю дорогу и просидел, не подняв головы. Мы гнали как могли, и мы успели! За все это время никто из них не проронил ни слова, зато прощались они с какой-то неожиданной трогательной благодарностью, очень как то тепло, почти по родному. Поразила вдруг мысль: что вот мы выехали из Москвы ни днем раньше и ни днем позже, и проехали через пять областей, где-то теряя часы, а где-то гоня без отдыха - не для того ли, чтобы помочь им? Мы же выехали еще тогда, когда тот человек был жив. Он еще жил, а мы уже спешили...
Я посмотрел им вслед, мне показалось, что мужчина на секунду обернулся на нас. Я видел, как они приостановились, видимо соображая где бы им сократить дорогу, потом подхватились и перебежали перед машинами на другую сторону.
Нет, просто показалось.
Как часто бывает в жизни - что-то из прошлого внезапно зацепит тебя чем-то неуловимым, совершенно непонятно каким образом и почему, мгновенно возвращая прошедшее, и ты снова необъяснимо живешь прошедшим... живя настоящим. Вот что-то похожее произошло и сейчас: удаляющаяся и теперь уже едва различимая в людском потоке, фигура этого человека вдруг смешалась с другим, совсем другим человеком, ничем, казалось бы, на него не похожим.
Я знал его по прежней работе. Мы не дружили, но одно время как-то сблизились и часто возвращались до метро вдвоем. Однажды осенью, под настроение, он зазвал меня к себе, мы сели на электричку и через час уже были в его поселке. Жил он один, занимая половину деревянного дома, другую, по его словам, занимала чета пенсионеров, которые впрочем, никак не сообщались с ним, так как их крыльцо и окна выходили на другую улицу. Еще на станции мы присовокупили несколько бутылок пива и потому наш "антураж" нетрудно представить всякому, знакомому с простыми радостями мужиковской компании. Я как-то сразу обратил внимание на одну и ту же фотографию, стоявшую на столе и такую же, чуть большего размера, висевшую над его кроватью. С фотографии смотрело лицо девочки-подростка с длинной распущенной челкой и прищуренными глазами.
- Моя дочь,- сказал он,- доча моя. Катенок...
И я почему-то не задал о ней ни вопроса, хотя вроде и полагалось бы в такой ситуации, ну там, каких-нибудь пару дежурных фраз, сколько лет, да где учится... Он стал рассказывать сам. А, может быть, для этого он и зазвал меня? На работе он слыл "великим молчальником" (никогда не лез никуда), и немного тугодумом, но не без юмора. Два года назад он развелся с женой. И потерял дочь.
- Моя вина, - сказал он, - во всем... Я абсолютно не умею жить. Нет, правда.
Разводились они тяжело, не смотря на то, что "лаялись по сто раз на дню", он, то уходил к другой, то возвращался, то снова сбегал отчаявшись. В конце концов такого никто не вынес, он остался один, в этом полдоме, жена не хотела о нем и слышать, дочка...
Он рассказывал, как прятал в грядках арбуз на ее день рождения, чтобы потом увидеть ее горящие от "чуда" глазенки, как в Доме отдыха лепил с ней длиннющего динозавра и как малышня просилась у нее посидеть на нем и она жутко важничала... Я, признаться, не ожидал от него такой откровенности, он неуклонно хмелел, но рассказывал, по крайней мере, без надрыва, точнее, стараясь без надрыва. Мы щипали воблу и пили... Когда ей было пять лет и он послал ее одну в магазин, наблюдая из окна, как она шагает с огромным пакетом и зажатыми в кулачке деньгами, то не смог удержаться и побежал за нею, тайком, скрываясь за прохожими, "как мальчишка"... Дочка от него отреклась.
- Я позвонил ей, поздравить, на шестнадцатилетие. Говорит: "Ты мне больше не отец"... спокойно так. Конечно, я сволочь, но сказала бы уж "ненавижу", а то - "не отец".
Он говорил медленнее:
-Так прошел год и начал я понемногу сходить с ума. Тихо так сходить...
И вот тогда-то посылает он ей телеграмму, якобы от имени друга. Додумался: так мол и так, отец Ваш похоронен такого-то числа и такого-то месяца, в поселке таком-то, с указанием адреса, места могилки (!), соболезнованиями... "Ну не может же она не прийти!"
- Я уж к тому времени и бороду отрастил, первый раз в жизни, продумал, чтоб, значит, дочка не узнала вдруг. Со сторожем тоже, без проблем, выпили пару раз, всего то делов - три бутылки водки. Плиту тоже, сам выбил, халтурил когда-то, пригодилось уменьице вот. Беру отпуск...
- Погоди, это ж было то...
- Ну да, вот, в мае.
Воистину чужая душа - потемки. Он ведь ходил на работу, как-то ведь жил, шутил с нами... а вечером, значит, долбил себе по мрамору буквочки-циферки: родился - умер... и веточку внизу не забыл (он показывал мне плиту), ну Анатолий! Ну, "великий молчальник"!
- Каждый день, как на пост - туда. Прихожу, ставлю плиту... там в конце аллеи холмик один нашел, безымянный, рядом склеп. удобно... Сижу за ним, - он вяло усмехнулся, - даже ночевал там.
- Не страшно?
- Страшно... Но дома страшнее. Мне нужно было, чтобы она пришла, хоть на минутку! И все.
Он увидел ее на пятый день, под вечер: худенькую фигурку с челкой. Увидел, как она блуждает по кладбищу с маленьким белым букетиком, как идет прямо к нему по аллее в черной косынке, как подходит к могилке...
Я представил себе большого нескладного человека, скорчившегося за склепом... в запотевших очках...
Он видел как она положила цветы и заплакала.
- Я обознался.
Он бежал за ней до самой станции, прячась за прохожими, как тогда, "как мальчишка", и только в последний момент, когда она уже входила в электричку, он узнал в ней подружку дочери... Они часто брали ее с собой на прогулки (отца у нее не было), приглашали на праздники, вместе дурачились, играли...
- Они действительно очень похожи с ней. И челка как у Катенка, такая же...
Я хлопнул его по колену, просто хлопнул, не знал чего говорить...
- Так я себя и похоронил, - сказал он, - Дочка так и не пришла, отпуск мой кончился... Пошел к батюшке, в храм не вешаться же,... долго говорили, он даже к себе меня затащил, на чай. Стал ходить на службы, когда мог... на исповедь, я ведь крещеный. В это тоже был, воскресенье. Батюшка благословил вот с дочкой встретиться... Боюсь... - улыбнулся он, - как с того света к ней...
Встретились ли они? Не знаю.
Почему он вспомнился мне? Каким непостижимым звеном связался он у меня с нашим недавним попутчиком? Загадка...