Твитнуть
История вопроса.
Когда-то давно, уж не помню, когда, мое ухо услышало впервые эту фразу, и «зацепилось» ее парадоксальной формой мысли. Сказанная Самюэлем Джонсоном, английским критиком и поэтом еще в 18 веке, эта фраза, без знания ее авторства и обстоятельств ее произнесения, была некритически усвоена и «проглочена» мной.
То есть, принята сознанием, и в непереваренном виде опущена в подсознание, где и пролежала, как на складе, долгое количество лет без употребления. А скорее, не пролежала, а все это время незаметно прорастала, как семя, через бурьян и сор, которым обильно засевала мой, уже далеко не девственный, ум информационная экспансия окружающего и фактически враждебного мне мира. Как и всякая, до конца не понятая и необычная мысль, эта фраза тихо и незаметно буравила меня изнутри, пока время совершало надо мной свою неумолимую работу и из юноши я постепенно превращался в мужа.
Патриотизм, как любовь человека к своей родине, воспринимался тогда мной, как безусловная ценность. Как один из китов, на котором стояла земля - незыблемая почва для моих беспокойных и скорее босых, чем обутых ног. И почему этот кит оказался негодяем, мне было непонятно.
Наконец, настал день обычный среди многих, когда семя взошло и явило сознанию уже понятый им и осознанный плод.
Толчком, выпихнувшим уже сформированный внутри плод на поверхность, послужила цепь событий, также поначалу показавшихся мне разрозненными и случайными и уж, конечно, не как не относящимися к этому делу.
За это время со мной произошел мировой потоп, в котором безвозвратно погибла земля, и где спасся я один, заботливо прихвативший с собой в ковчег по паре любимых мною игрушек.
Произошла украинизация, как чрезмерная концентрация патриотизма до неудобовариваемого состояния. Произошел исход из личного рабства и зависимости до состояния «а мне и без вас хорошо». Наконец, произошла репатриация, которая превратила многих моих бывших соотечественников из критиков и недоброжелателей своей бывшей родины, то есть из антипатриотов в пламенных патриотов родины новой. И вот уже здесь, причалив свой ковчег к Земле Обетованной, я вновь оказался перед необходимостью нового исхода, но пока еще не разобрался какого то ли физического, то ли чисто духовного.
Суть дела.
«В знаменитом словаре д-ра Джонсона патриотизм определяется как последнее прибежище негодяя. Мы берем на себя смелость назвать это прибежище первым» - сказал 100 лет спустя после Джонсона, американский сатирик Амброз Гвиннет Бирс.
А Лев Толстой добавил «Патриотизм в самом простом, ясном и несомненном значении своем есть ничто иное для правителей, как орудие для достижения властолюбивых и корыстных целей, а для управляемых отречение от человеческого достоинства, разума, совести и рабское подчинение себя тем, кто во власти. Так оно и проповедуется везде, где проповедуется патриотизм».
Пытаясь успокоится от дел своих и войти в тот безусловный и беззаботный мир, где так возможно счастье, я испытал неизбежное трение своей бессмертной души с ее тленной оболочкой телом,
неустанно требующим есть, пить, хорошо одеваться и иметь надежную крышу над головой. На этом фоне борьбы Божьего и кесаревого, передо мной и развернулась, как в фойе театра с фотографиями артистов, целая галерея характеров душ людских.
Минули выборы президента России, где некоторые из моих знакомых на доисторической родине, так же, как и я, стремящиеся найти сермяжную правду жизни, без зазрения совести вошли в это самое последнее прибежище патриота. И в адрес нового президента, правящего страной фактически уже четыре срока, похерившего конституцию и ловко обведшего вокруг своего указующего и законодательного пальца своих подвластных, устроили слаженных дифирамбический хор. Наполняясь сладострастным елеем и семяизвергая его на головы одних и на потеху других, они убедительно подтвердили правоту Самуэля Джонсона в компании с Амброзом Бирсом и Львом Толстым.
А мои новые знакомые уже по исторической родине, которые обрели то же самое первое или последнее прибежище патриота,
стали ужасными антидемократами, с гневным пафосом и блатняцко-тюремной стилистикой клеймя любую мысль, религию и идеологию, которая отличалась от их собственной.
«Не нравится новая родина? с угрожающим видом комсомольца на плакате, который уже записался, во что следует, спрашивали они.
«Езжай обратно, а то понаехала тут за дармовой жрачкой всякая шваль!» - совершали они свой скороспелый суд, разделяя общество на патриотов-овец и не патриотов козлов.
Примечания.
Фраза «Патриотизм последнее прибежище негодяя» всплыла на поверхность моего сознания в определенный момент. Когда на моей исторической родине стало пробуждаться понимание, что патриотизм это не только сплоченность народа перед внешней угрозой врагов, стремящихся уничтожить твою страну. Но и борьба за достоинство жизни, за равные права и против нищеты, дискриминации, вранья властьимущих. Когда стали видны отличия патриотизма, понимаемого, как защита чести мундира от патриотизма, в котором любовь к родине стала пониматься как любовь к правде и свободе. Когда патриотизм, как охранная грамота, стал средством охранки защиты властьимущими своих привилегий и их нежеланием идти на необходимые реформы и преобразования. Впрочем, именно в этом смысле и была изначально сказана эта фраза, подтвердив простую истину о том, что нет ничего нового под луной.
Когда-то давно, уж не помню, когда, мое ухо услышало впервые эту фразу, и «зацепилось» ее парадоксальной формой мысли. Сказанная Самюэлем Джонсоном, английским критиком и поэтом еще в 18 веке, эта фраза, без знания ее авторства и обстоятельств ее произнесения, была некритически усвоена и «проглочена» мной.
То есть, принята сознанием, и в непереваренном виде опущена в подсознание, где и пролежала, как на складе, долгое количество лет без употребления. А скорее, не пролежала, а все это время незаметно прорастала, как семя, через бурьян и сор, которым обильно засевала мой, уже далеко не девственный, ум информационная экспансия окружающего и фактически враждебного мне мира. Как и всякая, до конца не понятая и необычная мысль, эта фраза тихо и незаметно буравила меня изнутри, пока время совершало надо мной свою неумолимую работу и из юноши я постепенно превращался в мужа.
Патриотизм, как любовь человека к своей родине, воспринимался тогда мной, как безусловная ценность. Как один из китов, на котором стояла земля - незыблемая почва для моих беспокойных и скорее босых, чем обутых ног. И почему этот кит оказался негодяем, мне было непонятно.
Наконец, настал день обычный среди многих, когда семя взошло и явило сознанию уже понятый им и осознанный плод.
Толчком, выпихнувшим уже сформированный внутри плод на поверхность, послужила цепь событий, также поначалу показавшихся мне разрозненными и случайными и уж, конечно, не как не относящимися к этому делу.
За это время со мной произошел мировой потоп, в котором безвозвратно погибла земля, и где спасся я один, заботливо прихвативший с собой в ковчег по паре любимых мною игрушек.
Произошла украинизация, как чрезмерная концентрация патриотизма до неудобовариваемого состояния. Произошел исход из личного рабства и зависимости до состояния «а мне и без вас хорошо». Наконец, произошла репатриация, которая превратила многих моих бывших соотечественников из критиков и недоброжелателей своей бывшей родины, то есть из антипатриотов в пламенных патриотов родины новой. И вот уже здесь, причалив свой ковчег к Земле Обетованной, я вновь оказался перед необходимостью нового исхода, но пока еще не разобрался какого то ли физического, то ли чисто духовного.
Суть дела.
«В знаменитом словаре д-ра Джонсона патриотизм определяется как последнее прибежище негодяя. Мы берем на себя смелость назвать это прибежище первым» - сказал 100 лет спустя после Джонсона, американский сатирик Амброз Гвиннет Бирс.
А Лев Толстой добавил «Патриотизм в самом простом, ясном и несомненном значении своем есть ничто иное для правителей, как орудие для достижения властолюбивых и корыстных целей, а для управляемых отречение от человеческого достоинства, разума, совести и рабское подчинение себя тем, кто во власти. Так оно и проповедуется везде, где проповедуется патриотизм».
Пытаясь успокоится от дел своих и войти в тот безусловный и беззаботный мир, где так возможно счастье, я испытал неизбежное трение своей бессмертной души с ее тленной оболочкой телом,
неустанно требующим есть, пить, хорошо одеваться и иметь надежную крышу над головой. На этом фоне борьбы Божьего и кесаревого, передо мной и развернулась, как в фойе театра с фотографиями артистов, целая галерея характеров душ людских.
Минули выборы президента России, где некоторые из моих знакомых на доисторической родине, так же, как и я, стремящиеся найти сермяжную правду жизни, без зазрения совести вошли в это самое последнее прибежище патриота. И в адрес нового президента, правящего страной фактически уже четыре срока, похерившего конституцию и ловко обведшего вокруг своего указующего и законодательного пальца своих подвластных, устроили слаженных дифирамбический хор. Наполняясь сладострастным елеем и семяизвергая его на головы одних и на потеху других, они убедительно подтвердили правоту Самуэля Джонсона в компании с Амброзом Бирсом и Львом Толстым.
А мои новые знакомые уже по исторической родине, которые обрели то же самое первое или последнее прибежище патриота,
стали ужасными антидемократами, с гневным пафосом и блатняцко-тюремной стилистикой клеймя любую мысль, религию и идеологию, которая отличалась от их собственной.
«Не нравится новая родина? с угрожающим видом комсомольца на плакате, который уже записался, во что следует, спрашивали они.
«Езжай обратно, а то понаехала тут за дармовой жрачкой всякая шваль!» - совершали они свой скороспелый суд, разделяя общество на патриотов-овец и не патриотов козлов.
Примечания.
Фраза «Патриотизм последнее прибежище негодяя» всплыла на поверхность моего сознания в определенный момент. Когда на моей исторической родине стало пробуждаться понимание, что патриотизм это не только сплоченность народа перед внешней угрозой врагов, стремящихся уничтожить твою страну. Но и борьба за достоинство жизни, за равные права и против нищеты, дискриминации, вранья властьимущих. Когда стали видны отличия патриотизма, понимаемого, как защита чести мундира от патриотизма, в котором любовь к родине стала пониматься как любовь к правде и свободе. Когда патриотизм, как охранная грамота, стал средством охранки защиты властьимущими своих привилегий и их нежеланием идти на необходимые реформы и преобразования. Впрочем, именно в этом смысле и была изначально сказана эта фраза, подтвердив простую истину о том, что нет ничего нового под луной.
Комментарий