В силу известных исторических причин довольно значительная часть российской читающей публики впервые познакомилась с евангельской историей по роману Булгакова «Мастер и Маргарита». Одним из главных действующих лиц в этом романе и, пожалуй, единственным там психологически и философски сложным персонажем является Понтий Пилат, римский наместник, прокуратор Иудеи. Достоевский в «Легенде о Великом Инквизиторе» дал лишь гениальную формулу спора самодостаточного человеческого разума с Сыном Божиим. Недаром Достоевский передал авторство «Легенды» своему персонажу, Ивану Карамазову. Иван талантливый мыслитель, но он не Достоевский. Великий Инквизитор ему нужен лишь как рупор определенных идей, человеческую драму этого персонажа он описать не берется.
За это взялся Булгаков. Подобно Великому Инквизитору в «поэмке» Ивана Карамазова Понтий Пилат у Булгакова воплощение миропорядка, созданного людьми, т. е. правопорядка. Подобно Великому Инквизитору в Севилье, булгаковский прокуратор главный вершитель этого правопорядка в Иерусалиме, облаченный на своей территории высшей земной властью и ощущающий эту власть как бремя колоссальной ответственности. В отличие от толп тех, кто бросил все и с легким сердцем следует за вошедшим в город Мессией, для Великого Инквизитора и Понтия Пилата столкновение лицом к лицу с Носителем высшей правды мучительное испытание. Но собственно страданий Великого Инквизитора мы не знаем, Достоевский знакомит нас лишь с тем, что уже выстрадано отказ от Бога в пользу доводов разума. Булгаков в меру своего таланта, немалого, показывает нам эти душевные страдания.
Те, кто только после прочтения «Мастера и Маргариты» обратились к первоисточнику, к Новому Завету, были поражены, обнаружив, как мало сообщают нам евангелисты о Понтии Пилате. В Евангелии от Марка, старейшем по времени написания и, стало быть, ближайшем к описываемым событиям, Пилат появляется ненадолго. Он получает рекомендацию Cинедриона расправиться со смутьяном, бегло допрашивает Христа и отдает приказ о казни. Затем к нему обращаются за разрешением похоронить Казненного; Пилат удивляется, что Он умер так быстро, и разрешение на похороны дает. Все.
В позднейших Евангелиях побольше, но ненамного. Пилат обменивается с Иисусом репликами о природе истины, умывает руки, жене его снится вещий сон Позднее, начиная уже с раннего Средневековья, распространилось множество поддельных исторических свидетельств и легенд о Понтии Пилате, с которыми, как показала в своих работах Галинская и другие исследователи творчества Булгакова, писатель был хорошо знаком и использовал их в своем сюжете. Сходным образом поступали и многие другие авторы художественных текстов о Понтии Пилате.
Но возможен и другой подход. Анатоль Франс в своей знаменитой новелле «Прокуратор Иудеи» обыграл как раз почти полное отсутствие достоверной исторической информации о суде Пилата. Его Пилат, на склоне лет, просто не может припомнить такой суд, подобных дел ведь ему приходилось разбирать так много в беспокойной Иудее.
Действительно, из иудейских и римских источников можно выудить лишь то, что некий Пилат был в течение 10 лет в первой половине I века нашей эры римским наместником Иудеи. Что у него были трения с местной правящей элитой, первосвященниками Иерусалимского Храма. Что он отличался суровостью даже по римским меркам - настолько, что в 36 году был отозван в Рим для расследования жалоб о слишком жестоком обращении с самаритянами. Больше ничего. Документы вроде письменного отчета Пилата императору Тиберию о суде и казни Иисуса из Назарета оказались подделкам, о которых я говорил.
Так что от журналистки, историка по образованию, Энн Ро требовался немалый кураж, чтобы взяться за не-художественную книгу «Понтий Пилат» [Ann Wroe, PONTIUS PILATE, Random House]. Как ни странно, книга удалась именно потому, что Энн Ро отказалась от попыток тягаться с Булгаковым или Анатолем Франсом. В ее книге тоже немало домыслов, но это не художественные домыслы писателя, пытающегося воссоздать внутренний мир героя, а осторожные гипотезы историка, старающегося не отходить далеко от документа.
Прежде всего, Энн Ро обращает внимание на такое немаловажное в жизни римской знати обстоятельство, как история рода Понтиев. Этот род, происходивший из горной области Самниума, был известен своим бунтарством. В последний раз он потерпел жестокое поражение от центрального правительства лет за 80 до рождения Пилата. Историческая память об этих делах и в Риме, и, тем более, в сознании отпрыска мятежных Понтиев, была достаточно свежа, чем вполне может объясняться особенно усердная служба Пилата империи.
Далее, на основании изучения документированных материалов о сложных отношениях римских наместников с местной иудейской элитой Энн Ро достаточно убедительно реконструирует политические расчеты опытного римского чиновника, которыми он должен был бы руководствоваться в деле Иисуса Христа (документальных сведений о котором, повторяю, нет). Эти расчеты в реконструкции Энн Ро просты: устранение очередного смутьяна всегда хорошо смотрится в докладе императору; заодно это и ничего не стоящая поблажка Синедриону, которому то и дело приходится отказывать в «более серьезных» запросах.
Как ни странно, аккуратные исторические выкладки Энн Ро в конечном счете производят более гнетущее впечатление, чем трагические картины, нарисованные великими писателями. Сына Божия посылает на казнь не мучительно раздвоенный всадник в белом плаще с кровавым подбоем, не монументальный символ рациональной гордыни, а заурядный государственный чиновник, вроде представителя президента в регионе.
ДРУГИЕ НОВОСТИ - информационный портал для граждам мира, говорящих по-русски
За это взялся Булгаков. Подобно Великому Инквизитору в «поэмке» Ивана Карамазова Понтий Пилат у Булгакова воплощение миропорядка, созданного людьми, т. е. правопорядка. Подобно Великому Инквизитору в Севилье, булгаковский прокуратор главный вершитель этого правопорядка в Иерусалиме, облаченный на своей территории высшей земной властью и ощущающий эту власть как бремя колоссальной ответственности. В отличие от толп тех, кто бросил все и с легким сердцем следует за вошедшим в город Мессией, для Великого Инквизитора и Понтия Пилата столкновение лицом к лицу с Носителем высшей правды мучительное испытание. Но собственно страданий Великого Инквизитора мы не знаем, Достоевский знакомит нас лишь с тем, что уже выстрадано отказ от Бога в пользу доводов разума. Булгаков в меру своего таланта, немалого, показывает нам эти душевные страдания.
Те, кто только после прочтения «Мастера и Маргариты» обратились к первоисточнику, к Новому Завету, были поражены, обнаружив, как мало сообщают нам евангелисты о Понтии Пилате. В Евангелии от Марка, старейшем по времени написания и, стало быть, ближайшем к описываемым событиям, Пилат появляется ненадолго. Он получает рекомендацию Cинедриона расправиться со смутьяном, бегло допрашивает Христа и отдает приказ о казни. Затем к нему обращаются за разрешением похоронить Казненного; Пилат удивляется, что Он умер так быстро, и разрешение на похороны дает. Все.
В позднейших Евангелиях побольше, но ненамного. Пилат обменивается с Иисусом репликами о природе истины, умывает руки, жене его снится вещий сон Позднее, начиная уже с раннего Средневековья, распространилось множество поддельных исторических свидетельств и легенд о Понтии Пилате, с которыми, как показала в своих работах Галинская и другие исследователи творчества Булгакова, писатель был хорошо знаком и использовал их в своем сюжете. Сходным образом поступали и многие другие авторы художественных текстов о Понтии Пилате.
Но возможен и другой подход. Анатоль Франс в своей знаменитой новелле «Прокуратор Иудеи» обыграл как раз почти полное отсутствие достоверной исторической информации о суде Пилата. Его Пилат, на склоне лет, просто не может припомнить такой суд, подобных дел ведь ему приходилось разбирать так много в беспокойной Иудее.
Действительно, из иудейских и римских источников можно выудить лишь то, что некий Пилат был в течение 10 лет в первой половине I века нашей эры римским наместником Иудеи. Что у него были трения с местной правящей элитой, первосвященниками Иерусалимского Храма. Что он отличался суровостью даже по римским меркам - настолько, что в 36 году был отозван в Рим для расследования жалоб о слишком жестоком обращении с самаритянами. Больше ничего. Документы вроде письменного отчета Пилата императору Тиберию о суде и казни Иисуса из Назарета оказались подделкам, о которых я говорил.
Так что от журналистки, историка по образованию, Энн Ро требовался немалый кураж, чтобы взяться за не-художественную книгу «Понтий Пилат» [Ann Wroe, PONTIUS PILATE, Random House]. Как ни странно, книга удалась именно потому, что Энн Ро отказалась от попыток тягаться с Булгаковым или Анатолем Франсом. В ее книге тоже немало домыслов, но это не художественные домыслы писателя, пытающегося воссоздать внутренний мир героя, а осторожные гипотезы историка, старающегося не отходить далеко от документа.
Прежде всего, Энн Ро обращает внимание на такое немаловажное в жизни римской знати обстоятельство, как история рода Понтиев. Этот род, происходивший из горной области Самниума, был известен своим бунтарством. В последний раз он потерпел жестокое поражение от центрального правительства лет за 80 до рождения Пилата. Историческая память об этих делах и в Риме, и, тем более, в сознании отпрыска мятежных Понтиев, была достаточно свежа, чем вполне может объясняться особенно усердная служба Пилата империи.
Далее, на основании изучения документированных материалов о сложных отношениях римских наместников с местной иудейской элитой Энн Ро достаточно убедительно реконструирует политические расчеты опытного римского чиновника, которыми он должен был бы руководствоваться в деле Иисуса Христа (документальных сведений о котором, повторяю, нет). Эти расчеты в реконструкции Энн Ро просты: устранение очередного смутьяна всегда хорошо смотрится в докладе императору; заодно это и ничего не стоящая поблажка Синедриону, которому то и дело приходится отказывать в «более серьезных» запросах.
Как ни странно, аккуратные исторические выкладки Энн Ро в конечном счете производят более гнетущее впечатление, чем трагические картины, нарисованные великими писателями. Сына Божия посылает на казнь не мучительно раздвоенный всадник в белом плаще с кровавым подбоем, не монументальный символ рациональной гордыни, а заурядный государственный чиновник, вроде представителя президента в регионе.
ДРУГИЕ НОВОСТИ - информационный портал для граждам мира, говорящих по-русски