умер Евгений Евтушенко

[Goodvin]

не будет волков над нами не будет и войн..

вы о духах злобы поднебесных?

[diana]

вы о духах злобы поднебесных?

и о тех кто им служит..

- - - Добавлено - - -

Когда взошло твое лицо
над жизнью скомканной моею,
вначале понял я лишь то,
как скудно все, что я имею.

Но рощи, реки и моря
оно особо осветило
и в краски мира посвятило
непосвященного меня.

Я так боюсь, я так боюсь
конца нежданного восхода,
конца открытий, слез, восторга,
но с этим страхом не борюсь.

Я помню - этот страх
и есть любовь. Его лелею,
хотя лелеять не умею,
своей любви небрежный страж.

Я страхом этим взят в кольцо.
Мгновенья эти - знаю - кратки,
и для меня исчезнут краски,
когда зайдет твое лицо

это как будто про Бога он написал..

[Евлампия]

это как будто про Бога он написал..

Я тоже именно так воспринимаю это стихотворение!

[greshnik]

Проклятье века - это спешка,
И человек стирая пот,
По жизни мчится, словно пешка,
Попав затравлено в цейтнот.

Поспешно пьют, поспешно любят,
И опускается душа.
Поспешно бьют, поспешно губят,
А после каются, спеша.

Но ты, хотя однажды в мире,
Когда он спит или кипит,
Остановись, как лошадь в мыле,
Почуяв пропасть у копыт.

Остановись на полдороге,
Доверься небу, как судьбе, -
Подумай, - если не о Боге, -
Хотя бы просто о себе.

Под шелест листьев обветшалых,
Под паровозный хриплый крик
Пойми: забегавшийся - жалок,
Остановившийся - велик.

Пыль суеты сует сметая,
Ты вспомни вечность наконец
И нерешительность святая
Вольется в ноги, как свинец.

Есть в нерешительности сила,
Когда по ложному пути
Вперед на ложные светила
Ты не решаешься идти.

Топча, как листья, чьи-то лица,
Остановись! Ты слеп, как Вий,
И самый шанс остановиться
Безумством спешки не убий.

Когда шагаешь к цели бойко,
Как по ступеням, по телам,
Остановись, забывший Бога, -
Ты по себе шагаешь сам!

Когда тебя толкает злоба
К забвенью собственной души
К бесчестью выстрела и слова, -
Не поспеши, не соверши!

Остановись, идя в слепую,
О население земли!
Замри, летя из кольта, пуля,
И бомба в воздухе замри!

О человек, чье имя свято,
Подняв глаза с молитвой в высь,
Среди распада и разврата
Остановись! Остановись!

- - - Добавлено - - -

Мы с тобою старые как море
Море-у которого лежим..
Мы стобою старые-как горе
Горе-от которого бежим..

Мы устали,милая,с тобою
Не для нас белеют корабли..
Мы упали около прибоя..
Мы упали-около любви..

Добрая всезнающая бездна
Нас ничем не будет обижать..
Неподвижность-лучший способ бегства-
Если больше некуда бежать..

Я тебя тихонечко поглажу
Жизнь пока ещё не отняла
Собственность единственную нашу-
Наши суеверные тела..

Я дышу твоими волосами,
Словно незнакомою страной.
Счастлив тем, что я не колоссален,
И что ты по-прежнему со мной.

Мы легли на синий твой халатик
С морем на губах и на спине
Проявляем сильный свой характер-
Позволяем слабости себе..

Как песчинки с нежной твоей кожи
Переходят тихо на мою.
Наши души переходят тоже:
Я уже свою не узнаю.

И уходят старость, боль и горе,
От него мы больше не бежим.
Остаётся лишь любовь и море,
Море, у которого лежим...

[diana]

Проклятье века - это спешка,
И человек стирая пот,
По жизни мчится, словно пешка,
Попав затравлено в цейтнот.

Поспешно пьют, поспешно любят,
И опускается душа.
Поспешно бьют, поспешно губят,
А после каются, спеша.

Но ты, хотя однажды в мире,
Когда он спит или кипит,
Остановись, как лошадь в мыле,
Почуяв пропасть у копыт.

Остановись на полдороге,
Доверься небу, как судьбе, -
Подумай, - если не о Боге, -
Хотя бы просто о себе.

Под шелест листьев обветшалых,
Под паровозный хриплый крик
Пойми: забегавшийся - жалок,
Остановившийся - велик.

Пыль суеты сует сметая,
Ты вспомни вечность наконец
И нерешительность святая
Вольется в ноги, как свинец.

Есть в нерешительности сила,
Когда по ложному пути
Вперед на ложные светила
Ты не решаешься идти.

Топча, как листья, чьи-то лица,
Остановись! Ты слеп, как Вий,
И самый шанс остановиться
Безумством спешки не убий.

Когда шагаешь к цели бойко,
Как по ступеням, по телам,
Остановись, забывший Бога, -
Ты по себе шагаешь сам!

Когда тебя толкает злоба
К забвенью собственной души
К бесчестью выстрела и слова, -
Не поспеши, не соверши!

Остановись, идя в слепую,
О население земли!
Замри, летя из кольта, пуля,
И бомба в воздухе замри!

О человек, чье имя свято,
Подняв глаза с молитвой в высь,
Среди распада и разврата
Остановись! Остановись!

ух=ты.. аж слезы навернулись.. а в каком году он это написал?.. какое-то оно уж слишком актуальное..

[greshnik]

а в каком году он это написал?.

ровно писят лет назад

[diana]

ровно писят лет назад

а как будто про наше время..

[Евлампия]

Мое самое любимое...

Не в первый раз и не в последний раз
страдаешь ты... Уймись, займись трудами,
и ты поверь - не лучше прочих рабств
быть в рабстве и у собственных страданий.

Не в первый раз и не в последний раз
ты так несправедливо был обижен.
Но что ты в саможалости погряз?
Ведь только унижающий - унижен.

Безнравственно страданье напоказ -
на это наложи запрет строжайший.
Не в первый раз и не в последний раз
страдаешь ты...
Так что же ты страдаешь?

- - - Добавлено - - -

Я что-то часто замечаю,
к чьему-то, видно, торжеству,
что я рассыпанно мечтаю,
что я растрёпанно живу.
Среди совсем нестрашных с виду
полужеланий, получувств
щемит:
неужто я не выйду,
неужто я не получусь?
Меня тревожит встреч напрасность,
что и ни сердцу, ни уму,
и та не праздничность, а праздность,
в моём гостящая дому,
и недоверье к многим книжкам,
и в настроеньях разнобой,
и подозрительное слишком
неупоение собой.

Со всем, чем раньше жил, порву я.
Забуду разную беду.
На землю тёплую, парную,
раскинув руки, упаду.
О те, кто наше поколенье!
Мы лишь ступень, а не nopoг.
Мы лишь вступленье во вступленье,
к прологу новому пролог.
Тревоги наши вместе сложим.
Себе расскажем и другим,
какими быть уже не можем,
какими быть уже хотим.
Жалеть не будем об утрате,
самодовольство разлюбя...

Завязывается
характер
с тревоги первой за себя.

[Евлампия]

Был я столько раз так больно ранен,
добираясь до дому ползком,
но не только злобой протаранен
можно ранить даже лепестком.

Ранил я и сам совсем невольно
нежностью небрежной на ходу,
а кому-то после было больно,
словно босиком ходить по льду.

Почему иду я по руинам
самых моих близких, дорогих,
я, так больно и легко ранимый
и так просто ранящий других

[БЕРЕГИНЯ]

Не понимать друг друга страшно -
не понимать и обнимать,
и все же, как это ни странно,
но так же страшно, так же страшно
во всем друг друга понимать.


Тем и другим себя мы раним.
И, наделен познаньем ранним,
я душу нежную твою
не оскорблю непониманьем
и пониманьем не убью.

[Евлампия]

Смири гордыню - то есть гордым будь.
Штандарт - он и в чехле не полиняет.
Не плачься, что тебя не понимают, -
поймёт когда-нибудь хоть кто-нибудь.

Не самоутверждайся. Пропадёт,
подточенный тщеславием, твой гений,
и жажда мелких самоутверждений
лишь к саморазрушенью приведёт.

У славы и опалы есть одна
опасность - самолюбие щекочут.
Ты ордена не восприми как почесть,
не восприми плевки как ордена.

Не ожидай подачек добрых дядь
и, вытравляя жадность, как заразу,
не рвись урвать. Кто хочет всё и сразу,
тот беден тем, что не умеет ждать.

Пусть даже ни двора и ни кола,
не возвышайся тем, что ты унижен.
Будь при деньгах свободен, словно нищий,
не будь без денег нищим никогда!

Завидовать? Что может быть пошлей!
Успех другого не сочти обидой.
Уму чужому втайне не завидуй,
чужую глупость втайне пожалей.

Не оскорбляйся мнением любым
в застолье, на суде неумолимом.
Не добивайся счастья быть любимым, -
умей любить, когда ты нелюбим.

Не превращай талант в козырный туз.
Не козыри - ни честность ни отвага.
Кто щедростью кичится - скрытый скряга,
кто смелостью кичится - скрытый трус.

Не возгордись ни тем, что ты борец,
ни тем, что ты в борьбе посередине,
и даже тем, что ты смирил гордыню,
не возгордись - тогда тебе конец

[Сергий 69]

Со мною вот что происходит:
ко мне мой старый друг не ходит,
а ходят в мелкой суете
разнообразные не те.

И он
не с теми ходит где-то
и тоже понимает это,
и наш раздор необъясним,
и оба мучаемся с ним.

Со мною вот что происходит:
совсем не та ко мне приходит,
мне руки на плечи кладёт
и у другой меня крадёт.

А той -
скажите, бога ради,
кому на плечи руки класть?
Та,
у которой я украден,
в отместку тоже станет красть.

Не сразу этим же ответит,
а будет жить с собой в борьбе
и неосознанно наметит
кого-то дальнего себе.

О, сколько
нервных
и недужных,
ненужных связей,
дружб ненужных!
Во мне уже осатанённость!

О, кто-нибудь,
приди,
нарушь
чужих людей соединённость
и разобщённость
близких душ!

[Евлампия]

На кладбище китов
на снеговом погосте
стоят взамен крестов
их собственные кости.
Они не по зубам -
все зубы мягковаты.
Они не по супам -
кастрюли мелковаты.
Их вьюга, тужась, гнёт,
но держатся - порядок! -
вколоченные в лёд,
как дуги чёрных радуг.
Горбатый эскимос,
тоскующий по стопке,
как будто бы вопрос,
в них заключен, как в скобки.
Кто резво щелкнул там?
Ваш фотопыл умерьте!
Дадим покой китам
хотя бы после смерти.
А жили те киты,
людей не обижая,
от детской простоты
фонтаны обожая.
И солнца красный шар
плясал на струях белых...
"Киты по борту! Жарь!
Давай, ребята, бей их!"
Спастись куда-нибудь?
Но ты - пространства шире.
А под воду нырнуть -
воды не хватит в мире.
Ты думаешь, ты Бог?
Рисковая нескромность.
Гарпун получишь в бок
расплатой за огромность.
Огромность всем велит
охотиться за нею.
Тот дурень, кто велик.
Кто мельче - тот умнее.
Плотва, как вермишель.
Среди её безличья
дразнящая мишень -
беспомощность величья!
Бинокли на борту
в руках дрожат, нацелясь,
и с гарпуном в боку
Толстой бежит от "цейсов".
Величью мель страшна.
На камни брошен гонкой,
обломки гарпуна
выхаркивает Горький.
Кровав китовый сан.
Величье убивает,
и Маяковский сам
гарпун в себя вбивает.
Китёныш, а не кит,
но словно кит оцеплен,
гарпунным тросом взвит,
качается Есенин.
Почти не простонав,
по крови, как по следу,
уходит Пастернак
с обрывком троса в Лету.
Хемингуэй молчит,
но над могилой грозно
гарпун в траве торчит,
проросший ввысь из гроба.
И, скрытый за толпой,
кровавым занят делом
даласский китобой
с оптическим прицелом.
...Идёт большой загон,
а после смерти - ласка.
Честнее твой закон,
жестокая Аляска.
На кладбище китов
у ледяных торосов
нет ханжеских цветов -
есть такт у эскимосов.
Эх, эскимос-горбун, -
у белых свой обычай:
сперва всадив гарпун,
поплакать над добычей.
Скорбят смиренней дев,
сосут в слезах пилюли
убийцы, креп надев,
в почётном карауле.
И промысловики,
которым здесь не место,
несут китам венки
от Главгарпунотреста.
Но скручены цветы
стальным гарпунным тросом
Довольно доброты!
Пустите к эскимосам!

[Евлампия]

Еще напоследок одно очень любимое и - спать...

Бессердечность к себе -
это тоже увечность.
Не пора ли тебе отдохнуть?
Прояви наконец сам к себе человечность -
сам с собою побудь.
Успокойся.
В хорошие книжки заройся.
Не стремись никому ничего доказать.
А того, что тебя позабудут,
не бойся.
Всё немедля сказать -
как себя наказать.
Успокойся на том,
чтобы мудрая тень Карадага,
пережившая столькие времена,
твои долгие ночи с тобой коротала
и Волошина мягкую тень привела.
Если рваться куда-то всю жизнь,
можно стать полоумным.
Ты позволь тишине
провести не спеша по твоим волосам.
Пусть предстанут в простом освещении лунном
революции,
войны,
искусство,
ты сам.
И прекрасна усталость,
похожая на умиранье, -
потому что от подлинной смерти она далека,
и прекрасно пустое бумагомаранье -
потому что ещё не застыла навеки рука.
Горе тоже прекрасно,
когда не последнее горе,
и прекрасно, что ты
не для пошлого счастья рождён,
и прекрасно
какое-то полусолёное море,
разбавленное дождём...
Есть в желаньях опасность
смертельного пережеланья.
Хорошо ничего не желать,
хоть на время спешить отложив.
И тоска хороша -
это всё-таки переживанье.
Одиночество - чудо.
Оно означает - ты жив.

[xristianin]

Плач по коммунальной квартире

Плачу по квартире коммунальной,
будто бы по бабке повивальной
слабо позолоченного детства,
золотого все-таки соседства.

В нашенской квартире коммунальной,
деревянной и полуподвальной,
под плакатом Осоавиахима
общий счетчик слез висел незримо.

В нашенской квартире коммунальной
кухонька была исповедальней,
и оркестром всех кастрюлек сводным,
и судом, воистину народным.

Если говорила кухня: «Лярва», -
«Стерва» - означало популярно.
Если говорила кухня: «Рыло»,
означало - так оно и было.

В три ноздри три чайника фырчали,
трех семейств соединив печали,
и не допускала ссоры грязной
армия калош с подкладкой красной.

Стирка сразу шла на три корыта.
Лучшее в башку мне было вбито
каплями с чужих кальсон, висящих
на веревках в белых мокрых чащах.

Наволочки, будто бы подружки,
не скрывали тайн любой подушки,
и тельняшка слов стеснялась крепких
с вдовьей кофтой рядом на прищепках.

Если дома пела моя мама,
замирали в кухне мясорубки.
О чужом несчастье телеграмма
прожигала всем соседям руки.

В телефон, владевший коридором,
все секреты мы орали ором
и не знали фразы церемонной:
«Это разговор не телефонный».

Нас не унижала коммунальность,
ни в жратве, ни в храпе, ни в одеже.
Деньги как-то проще занимались,
ибо коммунальны были тоже.

Что-то нам шептал по-человечьи
коммунальный кран водопровода,
и воспринималось как-то легче
горе коммунальное народа.

И когда пришла Победа в мае,
ко всеобщей радости и плачу, -
все пластинки, заглушив трамваи,
коммунально взвыли «Кукарачу».

Взмыли в небо каски и береты.
За столами места всем хватило.
Вся страна сдвигала табуреты,
будто коммунальная квартира.

Плачу по квартире коммунальной,
многодетной и многострадальной,
где ушанки в дверь вносили вьюгу,
прижимаясь на гвоздях друг к другу.

Неужели я сбесился с жиру,
вспомнив коммунальную квартиру?
Не бесились мы, когда в ней жили
не на жире, а на комбижире.

Бешенство - оно пришло позднее.
Стали мы отдельней, стали злее.
Разделило, словно разжиренье,
бешенство хватанья, расширенья.

Были беды, а сегодня бедки,
а ведь хнычем в каждом разговоре.
Маленькие личные победки
победили нас и раскололи.

В двери вбили мы глазки дверные,
но не разглядеть в гляделки эти,
кто соседи наши по России,
кто соседи наши по планете.

Я хочу, чтоб всем всего хватило -
лишь бы мы душой не оскудели.
Дайте всем отдельные квартиры -
лишь бы души не были отдельны!

Со звериной болью поминальной
плачу по квартире коммунальной,
по ее доверчиво рисковой
двери бесцепочной, безглазковой.

И когда пенсионер в подпитье
заведет случайно «Кукарачу»,
плачу я по общей победе,
плачу я по общему плачу.
*