Выдернув последнюю хвощину, Эрик от души потянулся и с удовольствием оглядел расчищенную грядку. Сорняков действительно не осталось. Чувство глубокого удовлетворения от хорошо проделанной работы лишь немного отравляло то обстоятельство, что и картофельных кустов на грядке было немного. Собственно, теперь стало видно, что кроме сорняков на ней почти ничего и не выросло.
Девочка из младшего класса брезгливо стряхнула в корзинку последнюю личинку с картофельного листа, критически осмотрела добычу и сразу приобрела кислый вид. Похоже, похвастаться перед подружками ей будет нечем. Откуда же быть вредителям там, где и самой-то картошки нет?
Проблемы сопливки, впрочем, Эрика не касались. Он-то, как обычно, сделал больше всех в классе.
Прозвучал гонг, возвещающий, что урок производительно-оздоровительного труда закончен.
«А теперь отнесем личинок в лес. Пусть они там живут и едят что-нибудь другое», - пропела учительница младшеклашек.
Поскольку классу Эрика никого и никуда относить не требовалось, общество нестройно потянулось к дороге. «Все, все Бегите», - махнул рукой учитель, закрывая электронный дневник и делая вид, что собирается бежать сам.
Никто ему не поверил, и, как только поле скрылось из виду, класс дружно перешел на шаг. Не то, чтобы трудно было пробежать какие-то четыре с половиной километра до города но нужно же когда-то и поговорить. Обсудить события и планы на остаток дня. Урок труда был последним.
Учитывая, что главным событием сегодня являлось не что иное, как его собственный ответ на уроке Истории Обновления, Эрик демонстративно от участия в обсуждении воздержался и побежал дальше. Получив между лопаток несколько избранных цитат из своего утреннего позора, он скрылся за поворотом.
Будучи первым по части производительно-оздоровляющего труда, и неплохо понимая в математике, Эрик, действительно, скверно успевал по главным предметам. Однажды, преподаватель Позитивного Мышления даже назвал его «гением». Естественно, имея в виду обратное.
Вот, и этот его ответ по Истории, был, кажется, очень гениальным. Учительница, правда, не обзывалась. Но, она, ведь, от смеха и говорить почти не могла.
Класс остался далеко позади, взвинченный воспоминаниями Эрик начал дышать ртом, но упрямо не сбавлял темп. Историю он ненавидел в принципе. Все эти экологизации, веганизации, дезурбанизации, демилитаризации, демануфактуризации и дезиндустриализации общества Кажется, весь предмет сводился к заучиванию и произнесению массы громоздких и уродливых слов. Затем, - если эти слова расставлялись в надлежащим порядке и произносились с подобающим выражением, - из них неизменно выходило, что он, Эрик, должен быть по гроб жизни благодарен Плеяде Великих Обновителей.
Эрик, конечно же, понимал, что находится в великом долгу перед Обновителями. Но в глубине души считал, что Титаны Плеяды могли бы напоминать ему об этом и пореже...
Впрочем, нечего на титанов пенять, решил он. По справедливости, никто кроме него самого в случившемся виноват не был. «Дефлорацию», например, к свершениям Обновления приплетать, определенно, не стоило
Эрик догнал беззвучно пылящий кар и побежал рядом, рассматривая машинку и ее исполненного достоинства водителя. Но потом дорога резко пошла в гору и электрическая повозка, обиженно защелкав, отстала.
Взбежав на холм, Эрик все-таки задохнулся и сошел на обочину.
Справа распростерлось поле, усеянное фигурками укрепляющих здоровье людей. За полем вяло помахивали лапами ветряки электростанции. Похоже было, что этим вечером в городе снова попросят отключить электрические приборы
Слева весело поблескивало водохранилище. Дорога огибала его, и здесь можно было срезать вплавь. Делать это, в принципе, запрещалось... Говорили даже, что кто-то утоп Но сейчас-то никто не видел. А тонуть Эрик не собирался.
Сбежав с холма, он безответственно бухнулся в воду и поплыл.

***

Выбравшись из озера, он сразу наткнулся на Гиля, шагающего куда-то со здоровенной брезентовой сумкой на плече. Заметив вытрясающего воду из ушей Эрика, Гиль остановился и помахал рукой.
Эрик неуверенно махнул в ответ. Был этот Гиль персоной странной и малопопулярной. Одно только имечко его Гильгамеш уже кое-чего стоило...
Кроме того, Гиль вечно болел, в связи с чем, отсутствовал на большинстве уроков труда и оздоровления. Что, само собой, делало его болезненное состояние самоподдерживающимся. Гиль, впрочем, нисколько не стыдился такого положения вещей, и, кажется, даже извлекал из него удовольствие.
Наконец, само лицо Гиля не только было щедро украшено прыщами и свидетельствовало о пренебрежении пользой загара, но и постоянно носило какое-то крамольное, возмутительное выражение. Из-за вечно опухшего и облупленного носа его фас необыкновенно походил на кукиш.
- Привет, - сказал Гиль. Через озеро приплыл?
Эрик не счел необходимым подтверждать очевидное и затряс вторым ухом.
- А я на Старую Ферму иду.
- Зачем? спросил Эрик.
- Просто так, - объяснил Гиль. Пошли со мной. Не боишься?
- Нет, конечно! - возмутился Эрик, запоздало соображая, что таким образом он дает согласие составить компанию.
Но, пожалуй, сходить на Ферму стоило. Ибо, во-первых, - а почему бы и не сходить? Во-вторых, прогуляв сегодня под каким-то соусом и Историю тоже, Гиль, похоже, единственным не слышал, как Эрик пытался выговорить слово «дезиндустриализаиция», и что из этого вышло. Это само по себе делало его общество приятным.
Кроме того, если бы Гиль направлялся на Ферму «просто так», разве стал бы он тащить с собою сумку?
- Тогда, сумку понеси, - заявил Гиль.
- С какой стати?
- Ну, я же ее досюда нес
Чувствуя, что им нагло манипулируют, и поделать с этим ничего нельзя, Эрик взвалил на плечо сумку. К его удивлению она оказалась зверски тяжелой.
- Что у тебя там?
- Инструменты, - пояснил Гиль. И, не дожидаясь расспросов, добавил:
- Я, там, на Ферме одну дверь нашел. Запертую. Открыть хочу.
Эрик прикинул, что взлом дверей едва ли можно будет назвать общественно-одобренным поведением, но тут же решил, что так оно даже и лучше. Сегодня он был зол на общество.

***