Карандашом на старом бланке...

Я смотрел в окно на двор, залитый первым утренним светом, и задумчиво жевал бутерброд.
Последний кусочек чёрствого хлеба, засохший плавленый сырок. Чай. Последний. Две ложки сахара вместо обычных четырёх. Засохшая лимонная корка.
Задумчивость вовсе не была вызвана пустым холодильником, хотя мысли об этом изредка проскальзывали в голове.
Рыжий, здоровенный котяра в ошейнике, там, внизу, подошёл к мусорному баку, где озабоченный, голодный, тощий дворовый кот усиленно рылся в отбросах, пытаясь сообразить себе завтрак. Но кто-то вечером высыпал мусор, оставшийся от ремонта квартиры, и соблазнительные селёдочные головы были намертво завалены обрывками обоев, кусками штукатурки, всяким хламом с антресолей и прочей несъедобной чепухой.
Наглая рыжая морда подкралась, прыгнула, кровожадно заорала на дворовую немочь и погнала её прочь от бака куда-то в неизведанные и мрачные глубины сырых подвалов. Затем, брезгливо отряхивая лапы от штукатурки, пошла домой есть свою первую на сегодняшний день банку кошачьих консервов.
Я прижался лбом к холодному оконному стеклу и понял, что на работу я и сегодня не пойду. Первые два дня, когда я послал всё и всех к чёрту, телефон и дверной звонок соревновались, кто чаще и громче позвонит. Потом мне надоел их трамвайный перезвон, и я заткнул пасть обоим. А, заодно, выбросил из окна будильник.
Вдруг я заметил, что из мусорного бака исходит слабое такое, но вполне различимое свечение, хотя стоит он в тени.
«Вот здорово Всего два дня на чае и бутербродах, а уже галлюцинации. Жди крылатых розовых слонов». Я усмехнулся, протёр глаза на всякий случай, но сияние от этого только усилилось. Вдруг всё начало терять очертания, расплываться, меняться, таять. Я схватился за подоконник, чтобы не грохнуться головой во время обморока, но почему-то не упал, а оказался
стоящим на краю обрыва. На месте мусорных баков расположился невзрачный магазинчик с потёртой вывеской «иво-Вод». Букв явно не хватало, и было непонятно, что продавали вместе с «ивом» воду или что другое, поинтереснее.
Рядом с магазинчиком виднелись ещё какие-то неаппетитного вида постройки из стандартного набора спальных районов, а дальше
Это была Куча. Просто Куча. Очень-очень большая, вмещавшая все вещи, какие только есть в мире.
В этой куче рылись люди. Много людей. Все они что-то сосредоточенно искали.
Я не удивился этой картине. Она показалась мне очень знакомой.
Эй, дядя! А ты, почему не роешься в Куче?- малолетний замурзанный огрызок стоял позади меня, грыз яблоко и оценивающе разглядывал мою персону. Таких уверенных и деловитых огрызков я, признаться, ни разу не встречал.
Ну, я, в общем, понимаешь, это, я не на работе сегодня, решил вот чаю
А, так ты из Улья на глазах теряя ко мне интерес протянул пацан. А чё тут стоишь?
Как это почему? Живу я здесь.
Угости ребёнка яблоком, уверенным тоном школьного учителя сказал пацан.
Да, конечно! я повернулся, чтобы пойти к холодильнику и увидел, что ни холодильника, ни квартиры, ничего нет, только бескрайняя выжженная степь, до горизонта. И вспомнил, что и яблок то никаких у меня в холодильнике нет
А ты неплохо держишься, одобрительно заметил пацан.
Стараюсь, заскромничал я.
Малолетний яблокоед ловко вытянул у меня из кармана большое румяное яблоко и с аппетитом вгрызся в него.
Гэ-го гмэ гма-гмю-фы-на фыа прогудел он набитым ртом. Глотнул, вытер губы, довольно вздохнул, это так называемая аллегорическая картина нашего бытия. Если тебе больше нравится, то это визуализированная философская концепция моего мировосприятия. Или эдакая формализированная теория социального устройства популяции животных вида Человек Ищущий. Терминология неважна. Хочешь, расскажу, что я вижу в этой Куче?
Хочу.
Хочет. Хорошо. Хотя, странно, забубнил пацан, всё-таки, как он здесь оказался? Почему в Куче не роется, почему не ищет? Если созерцает, то почему отсюда? М-да-а-а, странно. А, впрочем, хорошо. Расскажу. Может, он, действительно, из тех А не просто
Вложения