«Я думаю, мы никогда не дадим народу ничего лучше Писания, в нем находится вся человеческая жизнь. Без него не было бы ни философии, ни поэзии, ни нравственности. Англичане правы, что дают Библию детям. Мои дети будут читать Библию вместе со мной в подлиннике Библия всемирна. Вот единственная книга в мире: в ней все есть».
В «Братьях Карамазовых» он говорит:
«Господи! Что это за книга, Священное Писание, какое чудо и какая сила даны с ней человеку! Точно изваяние мира, и человека, и характеров человеческих; и названо все, и указано на веки веков. И сколько тайн разрешенных и сокровенных! Люблю книгу сию! Гибель народу без Слова Божьего, ибо жаждет душа Его Слова и всякого прекрасного восприятия».
Сделаю отступление значительное: поэма, по-моему, является как самородный драгоценный камень, алмаз, в душе поэта, совсем готовый, во всей своей сущности, и вот это первое дело поэта как создателя и творца, первая часть его творения. Если хотите, так даже не он и творец, а жизнь, могучая сущность жизни, Бог живой и сущий, совокупляющий свою силу в многоразличии создания местами, и чаще всего в великом сердце и в сильном поэте, так что если не сам поэт творец (а с этим надо согласиться, особенно Вам как знатоку и самому поэту, потому что ведь уж слишком цельно, окончательно и готово является вдруг из души поэта создание), если не сам он творец, то, по крайней мере, душа-то его есть тот самый рудник, который зарождает алмазы
«...Художественность, например, хоть бы в романисте, есть способность до того ясно выразить в лицах и образах романа свою мысль, что читатель, прочтя роман, совершенно так же понимает мысль писателя, как сам писатель понимал ее, создавая свое произведение»
Действительно, проследите иной, даже вовсе и не такой яркий на первый взгляд факт действительной жизни, и если только вы в силах и имеете глаз, то найдете в нем глубину, какой нет у Шекспира. Но ведь в том-то и весь вопрос: на чем глаз и кто в силах? Ведь не только чтоб создавать и писать художественные произведения, но и чтоб только приметить факт, нужно тоже в своем роде художника. Для иного наблюдателя все явления жизни проходят в самой трогательной простоте и до того понятны, что и думать не о чем, смотреть даже не на что и не стоит. Другого же наблюдателя те же самые явления до того иной раз озаботят, что (случается даже и нередко) не в силах, наконец, их обобщить и упростить, вытянуть в прямую линию и на том успокоиться, он прибегает к другого рода упрощению и просто-запросто сажает себе пулю в лоб, чтоб погасить свой измученный ум вместе со всеми вопросами разом. Это только две противоположности, но между ними помещается весь наличный смысл человеческий. Но, разумеется, никогда нам не исчерпать всего явления, не добраться до конца и начала его. Нам знакомо одно лишь насущное видимо-текущее, да и то понаглядке, а концы и начала это все еще пока для человека фантастическое.
Путь промысла Его неведом потому,
Что вера есть в Него, но веры нет Ему!
Что вера есть в Него, но веры нет Ему!
Грибоедов не мог быть неправ. Грибоедов сказал, что в Библии источник современного русского языка, современных народных чувств, ибо народ во всем стоит ближе к предкам, чем европеизированные с головы до сердца дворяне. Грибоедов сказал, что понимать Библию значит понимать народ, который, кроме нее, других книг не читает, если вообще грамотен.
«Толпа есть собрание людей, живущих по преданию и рассуждающих по авторитету...»
Не сумма знаний, а "правильный образ мышления" и правильное воспитание - вот цель обучения.
«Мы должны думать так, как говорит Святое Писание, но не заставлять его говорить так, как мы думаем»
Важно не количество знаний, а качество их. Можно знать очень многое, не зная самого нужного.