Ch. I

В лесах Аляски, в слое пепла,
В тени усталых берегов,
Чья слава с временем померкла,
Когда неистовое пекло
Всё иссушило до низов,
Из рек исчезнувших восстали,
Застыв под парусом печали,
Не километры и не дали,
А исполины страшных снов.

Они несли с собой не воду,
Они не пили ничего,
Они тянули к небосводу
Свои ручища, чтоб свободу
Украсть у неба. Одного
Они искали на Аляске,
Когда в свирепой свистопляске,
В железном крякающем лязге
Вскрывали ада третье дно.

Они стремились прямо к Богу,
И их безумье видел Бог,
Они не помнили дорогу,
Они шагали дружно в ногу
В тени усталых берегов.
И подставляя лица свету,
И веря в добрую примету
В начале солнечного лета,
Купали память в море снов.

Железо с топливом мешали,
А землю - с потом и росой,
И на чифире колдовали,
И воздержанье соблюдали,
Отдавшись ей лишь - Золотой,
Пьянящей душу Лихорадке,
Что по губам скользила сладкой
Клубничкой, сорванной не с грядки,
А живорожденной мечтой.

Их сила так их опьянила,
И стала правдой ложь веков,
Что на коленях их просила,
В слезах саму себя топила
Под грохот ржавых кандалов
Душа бескрылая - о мраке,
Просила бросить, как собаке,
Ей место в чахнущей клоаке,
Где вопли самых страшных снов.

И было место, был и праздник,
И тело вспаханной земли.
Когда нагое тело дразнит
И кувыркается в экстазе,
Что соблазняет все умы,
Тогда святое чувство долга,
Себя накручивая долго,
В себе самом крупицы толка
Находит в позе новизны.

И новой позою в дремучих
Лесах сосновых среди стай
То ль пьяных ёжиков колючих,
То ль перелётных змей гремучих,
То ль просто сосен стал тот край,
Что миновать не можно было,
Ведь столько тайны в нём застыло,
Что в самородок воплотило
Его по имени Клондайк.


Ch. II

В широтах северных, где Юкон
Границу штата пересёк
И плавным ходом убаюкал,
Приняв на плечи ношу глюков,
Тех, кто умчался наутёк
Под взглядом пристальным и трезвым,
Там сердцем каменно-железным
Лёг ископаемым полезным
На глубину и внутрь Рок.

И этот Рок стал извлекаться
Из глубины, из недр земли,
И за него готовы драться
Там были, за него сражаться
Все соблазнённые умы.
Твоя судьба моею станет,
И обо мне твой рот заявит,
И счастьем голову мне сдавит,
А ты смотри - не упади.

Вся суть смиренного молчанья
Переиначилась в мозгах:
Клондайк, ты есть моё призванье,
Ты есть блаженства состоянье,
Звенящий свет в колоколах.
Ты - звук, что нотой не опишешь,
Ты, падая, взлетаешь выше,
Вселяя боль, срывая крыши,
Мелькаешь призраком во снах.

О, Золотая Лихорадка,
Ты - моя совесть, ты - мой крест.
Я разгадал твою загадку,
Краеугольный камень гладким
Стал в твоём чреве. А с небес
Всё льёт потоком неуёмным
С трудом оплаченным наёмным,
С трудом рифмованным никчёмным
Дождь золотой на тёмный лес.

Так думал доблестный старатель,
Но он не думал ни о чём,
На нём худое было платье,
С какой-то вшивой потной знати
Он снал его, когда был в нём.
Себя он видел и не видел,
Себя любил и ненавидел,
И что-то смутное предвидел
Бессонной ночью, жарким днём.

Да, день был жарким на Клондайке
Не столько внешне, сколько там,
Где собирались в кучу лайки,
Как в склеп промозглый - злые байки,
И глаз глазел по сторонам.
Лайк - это дар богов небесных,
Лайк - это выжимка из пресных
Невкусных и неинтересных
Плодов ума и дань мечтам.

Они Клондайк заполонили,
И стали таксой, платежом,
И всех старателей убили,
И золотишко прихватили,
И в этой сказке перед сном
Друг перед другом злые лайки
Вертели задом на Клондайке,
И в ноги кланялись хозяйке,
Во вшивом платье золотом.


Ch. III

А в это время по канадским
Бескрайним прериям, лесам
Катился слух о силе адской,
Что по планете ходит в штатском,
Но наделённой властью там,
Где власть сама берёт истоки,
Где обозначены все сроки
На то, чтоб чьи-нибудь пороки
Воздвигли Ложный Божий Храм.

И лайкам, как одним их многих,
Одним из тысячи причин
Бежать, не ведая дороги
К пределу боли и пороги
Там обивать - был срок один
Дарован сделать что-то где-то
И это что-то как ракету,
Поверив в добрую примету,
В мир запустить на счастье им.

Создать империю печали,
Создать Великое Ничто -
Им строго это наказали,
И даже место показали,
И в этом месте кто есть кто
Из них весёлых и надменных,
Скупых, коленопреклоненных,
Печальных образов нетленных
Сказали им, но не в лицо.

Так изначально осудили
Их их же сущностью и злом,
Пред ними двери отворили,
А за дверями теми были
Ослица вшивая с ослом.
Так был посеян изначально
Конец их горе-мирозданья
И труд их иссиня-печальный
В краю соблазна золотом.

Они искали золотишко
В лесах Клондайка, и в пыли,
Грязи барахтались, и слишком
Казалось золото им близко,
Чтоб соблазнились их умы,
Чтоб потерять контроль над чувством,
Границу разума с безумством
Стереть, а в доле толстосумства
Сумы не видеть и тюрьмы.

Но кто обман вдохнул в дела их,
Кто им отмерил счастья срок,
Кто их засунул на Клондайк,
Старателя в безумный лайк
Кто превратить ко сроку смог?
Кто их унизил этой картой,
Краплённой прииском, накаркал
Беду, и как бандитов сталкер
Обул, забравшись в их носок?

В носке хранили свою совесть
И думали, что всех умней,
И некролог они - не повесть -
Писали о себе, не ссорясь
С забытой совестью своей...
Об этом слух летел с востока,
О силе Вечного Истока,
Что властью грязного порока
Судить способен всех людей.