С Ильичом наши виртуальные отношения завязались рано, еще в детском садике. Садик был не простой, а круглосуточный. Попасть туда было невозможно, а попасть, в смысле сдать туда детей,
мечтали все. Ну, надо понять затурканных советским бытом родителей. Детей забирали в субботу и с тех пор этот день я сильно уважаю. Контингент состоял исключительно из счастливчиков, у которых реакция Манту на туберкулёз была размером ровно с металлический рубль. На котором, кстати, тоже был Ильич. В группе затеяли ремонт и наши кровати перенесли временно в актовый зал.
А на стене актового зала, в золоченой раме, висел он - Ильич. Его взор с хитрецой, по-отечески, осматривал каждого из нас: мол, как там подрастающая гвардия революции?
Но это днем. А вот ночью, когда надо было идти в туалет, Ильич пугал. На полном серьезе пугал. Он смотрел на нас и нам было страшно.Тем более, что перед сном мы рассказывали истории
про черное-черное кресло или про гроб на колёсиках. После историй Ильич преобретал зловещий вид. Мы пожаловались воспитательнице, и Ильича на ночь стали закрывать белым саваном. А утром открывать. Воспитательницы, конечно, рисковали в идеологическом плане, но никто ведь и не настучал?
Прошло чуть больше года и с Ильичом мы вышли на более высокий уровень отношений: его детскую версию 1.0 я стал носить прямо на сердце в красной звёздочке.
Самая страшная клятва, переступить через которую уже не представлялось возможным из-за её суровости, звучала так:" Дедушку Ленина обманывать нельзя!"
Если октябрёнок её произносил - всё, это гарантия честности, можно смело верить.
А в третьем классе, всех тех, кто старался дедушку Ленина обманывать в рамках приличия, погрузили в автобус и повезли на сакральный обряд принятия в отряды горячих пионеров.
И было это аккурат на 22 апреля. И не абы где, а в музее Ленина Киева. Принятие представляло из себя конвейер. Через один вход в музей вплывали октябрята, через выход гордо и солидно выходили пионеры. Пионеры с презрением смотрели на тех, кто еще октябрята. После того, как нам повязали галстуки, перед нарядным строем вывели очень старого деда.
Дед видел Ленина. Живым видел. На деда мы смотрели так, как апостолы на Христа. И вот какое произошло совпадение: когда мы садились в автобусы, все начали кричать и показывать в небо.
А там было солнечное затмение, настоящее затмение. Небо было облачным, поэтому и без тёмных стёкол было видно, как солнечный диск на треть прикрыт тёмным пятном.
Меня поразило, что светилам наплевать на то, что тут нас в пионеры приняли, а светила заняты своими делами. Как же так? Тут, понимаешь, событие вселенской важности, а им не до нас.
И вот как-то пропало настроение, не знаю чего. Домой пришел уставший и унылый. Сел есть холодную жаренную картошку. Включилась после перерыва радиоточка.
Радиоточка деловым голосом передавала новости. Все время звучало слово "Кемп Девид". Но мне было не интересно. И вдруг диктор произнёс слово "Иерусалим".
Слово это каким-то колокольным звоном отозвалось в моей голове, я до сих пор помню то своё ощущение. Я удивился, ибо где-то внутри себя связывал Иерусалим с Богом.
А так как Бога нет, то никакого и Иерусалима нет. Логично? Раскрыв карту я быстро нашел на Ближнем Востоке Иерусалим. Нашел и офигел. Если есть Иерусалим,тогда есть и Бог? День принятия в пионеры стал днем моего первого сознательного размышления о существовании Бога. Конечно, представлял себе Его я стандартно: дедушка
на облаке, но лёд тронулся. Хотя, я этого тогда еще не знал. Шли годы и величие Ильича блекло в моём сердце, уступая место первым влюбленностям и многочисленным кружкам,которые жадно я стал посещать.
С Лениным мы пересеклись в последний раз снова, и снова на его день рождения. Но был это уже 1987 год, это была Группа советских войск в Германии,и это была моя артбригада. В своей батарее, кроме того, что я был командиром отделения, мне повезло иногда бывать писарем, раза два в неделю. Почему повезло?
Пример: на дворе - 15 мороза, все в парке по ледяной технике вяло ползают, а ты в тёплой каптерке комбату конспект пишешь. Выгода очевидная. Кроме всего прочего,на мне висела и стенгазета. В стенгазете я был главным редактором, собкором и художником. Близилось 22 апреля и стенгазета должна была быть тематической.
До меня всё уже было другими перепробовано, а удивлять было надо, ибо между батареями шли соцсоревнования на тему "кто кого?"
Мои конкуренты бодро трудились, а я был в творческом кризисе. Ленина я искал в "Огоньке", на открытках - все не то. У конкурентов он уже был вырезан из открыток и наклеен.
И была в ленкомнате книга одна про этапы пути комсомола. Вот там и был Ленин-красавец, именно такой как надо. Но вырезать Ленина из той книги было невозможно,потому что замполит расстрелял бы лично за такую дерзость. А вот типа читать было можно. И вот заперся я в каптёрке и тонким карандашиком нанес на Ильича так называемую сетку. Это когда весь портрет разлиновывается на строго равные квадратики. А на ватмане рисуется точно такая сеточка. И потом по клеточкам, не торопясь, переносится портрет.
Получается эффектно: просто и со вкусом. У меня ушло 2 дня и Ленин у меня вышел и солидным, и с хитрецой в глазах одновременно. Моя газета вызвала фурор и стон дембелей. Дембеля кусали локти: я через две недели улетаю домой, и все это время они не знали про меня, а какие дембельские альбомы я бы мог им рисовать!
Но триумф был недолог. Кто-то стуканул особисту. Досталось и замполиту про халатность, досталось и мне, хотя что с меня уже взять, если чемодан уже собран домой?
Но все равно было неприятно, как неприятен любой контакт с КГБ. Вот так вот Ильич мне подпортил дембель. Почему? Потому, что рисовать Ленина в СССР имели право люди со специальным на то разрешением. И я сильно рисковал.
Больше с Лениным я не пересекался. О чем и не жалею.
Впрочем, в начале лихих 90-х, был я с оказией в Москве. Ну и пошел на Красную площадь. А куда же еще? У мавзолея даже не было караула. И это впечатляло.
Впечатляла мощь и эффективность идеологической машины. Это же надо: промыть мозги людям образом мёртвого человека так, что для взрослых и детей этот сифилитик стал божеством. Пустой и заброшеный мавзолей меня поразил силой идеологии. Да, человек существо внушаемое, человек существо стадное.
И я вот думаю: а что сейчас внушают нам невидимые кукловоды? Вот ведь вопрос.