Твитнуть
МЫ СТРЕМИЛИСЬ ОСМЫСЛИТЬ НАШУ ЦЕРКОВНУЮ ИСТОРИЮ (12.03.75)
Дорогие братья и сестры! В последнее время мы с вами стремились осмыслить нашу церковную историю, осмыслить путь нашей церковной жизни, начиная с IV века. Само собой разумеется, об этом надо было говорить не те небольшие проповеди, которые я говорил, об этом нужно было бы говорить очень много, но возможностей для этого не было: у нас было только краткое время. Но у меня была определенная цель, к которой я стремился, и цель эта заключалась в том, чтобы подойти к настоящему времени и ответить на чрезвычайной важности вопрос: каково же место христианина в современной жизни? Когда я вспоминаю то, что я говорил, то мне становится грустно, грустно потому, что я о многом не мог сказать, многое сказал не так, как мне хотелось бы сказать, многое я сказал, по немощи своей и по греховности своей, не так ясно, не так чисто и светло, как подобало бы сказать. Но что делать...
Сегодня, как я вам уже сказал в последний раз, мы должны соборно, сообща в нашей молитве попытаться найти подлинный ответ на этот вопрос, который нас, верующих, глубочайшим образом беспокоит.
Напомню кратко то, что было сказано. Я не буду уже говорить о том времени, о IV веке, не буду говорить о времени равноапостольного Владимира, когда крещение русского народа происходило местами огнем и мечем, остановимся с вами хотя бы на последних веках. Можно сказать так, что вся церковная история России, весь наш церковный путь можно разделить на четыре части. Первая часть это время преподобных Антония и Феодосия, Печерских чудотворцев. Мы, к сожалению, о них не могли беседовать, а там есть что сказать, ибо они принесли нам на Русь великое знание духовной жизни. Второй период был связан с именем преподобного Сергия. Третий период связан с именем преподобного Нила Сорского. И четвертый период связан с именем преподобного Серафима Саровского. Должен вам сказать, что это до некоторой степени мое личное понимание церковной истории, церковной жизни. Я никому его не навязываю, я никого не побуждаю разделять его, но я стою на своем месте и обязан говорить то, что мне внушает моя совесть.
Итак, есть четыре периода, и каждый из них имеет свое глубочайшее значение. Время прп. Сергия это было время, когда Русь поднималась на борьбу против татарского ига. Прп. Сергий был орган, который звучал полнотою, такой, которой теперь мы можем только удивляться. Я вспоминаю то старое время: в семьях иногда кто-нибудь уходил в монастырь, и эта семья, если она была верующая, радовалась, что кто-то от семьи находится в монастыре. Этот ребенок, девушка или юноша, они были как бы цвет семьи. И вот, прп. Сергий был такой благоуханный цвет семьи всей семьи русского народа! Он оставил все и ушел в дремучий лес, на пустынное жительство. И хотя потом его старались поднять и возвеличить в народе и значение его все больше расширялось, но он как был пустынником, как был подвижником так и остался, как был бедным, нищим таким и остался. При нем Русь была едина. В то время господствующие слои населения особенно не гордились. Они знали, что смертельная угроза висит над Русью, и эта угроза нависла не случайно, а от греховной жизни русских людей, и прежде всего, русских князей и тех, кто был в управлении страной. Но есть народы, которые в такой ситуации ломятся и исчезают с лица земли, и есть народы, которые это испытание переносят мужественно и выходят из испытания отрекшимися от своей греховной жизни.
И вот, во время прп. Сергия на Руси было все едино и все были едины, и князья были связаны с церковью не так, как потом были связаны, а пришел великий князь Дмитрий Донской и коленопреклоненно перед худым, сиротным, несчетным Сергием пал и просил благословения. Сергий его благословил и сказал ему, что он победит. Ибо Сергий видел, что здесь, на этой стороне уже сила Божия, а там гордыня...
Как вы знаете, прп. Сергий был действенный человек. Он был не только молитвенник, не только печальник о земле русской, но он был и деятель. И тогда можно было это действо осуществить в жизни: светская власть, княжеская власть она прислушивалась, она поддержки искала в церкви. Прп. Сергий был и строителем, его можно представить себе с топором в руках, как плотника... Он был кем хотите и печальником, и молитвенником, и утешителем, и примирителем враждующих, и он везде был Сергий.
Но вот иго татарское свергнуто, и опасаться стало некого. И то нас гнуло к земле, а то мы стали уже и сами над другими людьми господствовать. И мало-помалу княжеская, а потом царская власть она все больше и больше обретала силу и все больше и больше слепла она не понимала того, что сила русского народа заключалась не в том, чтобы обширные территории захватывать, не в том, чтобы внешнее могущество создавать, а прежде всего эта сила внутренняя, духовная, нравственная. Власти же чем дальше, тем меньше об этом думали, и тем больше гордыня их поднималась, и тем тише был голос святой Христовой Церкви. Стали воздыматься и у нас в церкви иерархи под стать этим сановникам, этим князьям и царям такие же важные, такие же бездушные, как и те, кто управлял государством. И вот, этот разрыв между светской жизнью и жизнью духовной становился все больше и больше, и светская власть все больше гнула духовную, и все тише становился голос Христа в эти дни. И вот тут прошло всего каких-нибудь 120 лет, как вдруг блеснуло имя преподобного Нила Сорского. Большинство же из вас и не знает этого имени Нил Сорский... Но в это время уже был Иосиф Волоцкий сторонник самодержавия, сторонник того, чтобы светская власть опекунствовала над церковной жизнью, сторонник того, чтобы бороться насилием с теми, кто не был согласен с церковью и кто был неугоден светской власти.
Иосиф Волоцкий и Нил Сорский: вот вам потрясающая картина! Нил Сорский о чем он говорит? Он говорит: прежде всего духовное, внутреннее строение, внутреннее созидание жизни. И этому было все подчинено. Он всему учил, он учил и посту. Поститься надо, но он предупреждал, что лучше есть и пить вдоволь, чем поститься, если у тебя нет любви, если у тебя нет благодатного духовного состояния. Больший вред будет от тех, кто постится и злится. Прп. Нил Сорский говорил: да будут отдельно гражданская и церковная власть, они должны быть взаимно независимы. А Иосиф Волоцкий он сам чуть ли не меч в руках держал, он требовал казни еретиков, он требовал пожизненного заключения даже для тех из них, кто раскаялся! Вы об этом уже слышали в прошлую среду, но я вам напоминаю сейчас, потому что это имеет серьезнейшее значение для того, что я хочу сказать. Прп. Нил Сорский всех инакомыслящих, как теперь говорят, старался убеждением и молитвою привести в Церковь, а Иосиф Волоцкий насилием.
Прп. Нил Сорский говорил, что свобода в духовной и внутренней жизни дороже всего. Он не обязывал своих иноков ни к каким особым уставам: келейную жизнь они могли править, как хотели, молиться сколько их душа находит необходимым. Дело не в том, чтобы тысячи поклонов класть, а дело заключается в том, чтобы Дух Святый жил в сердце. А ради этого надо молиться, надо поститься, вести подвижническую жизнь. Говорят что Иосиф Волоцкий принимал к себе заволжских старцев для того, чтобы поучиться духовной жизни, и будто бы Нил Сорский к себе принимал монахов из Волоцкого монастыря, от Иосифа. Да, говорят, что это было так, но заволжским старцам нечему было учиться у Иосифа Волоцкого, потому что там не было самого главного, там не было любви, не было христианского отношения к жизни!
Вот тогда-то уже действия, полного духовного руководства Церкви, действия Церкви в мире становилось все меньше и меньше. А прп. Нил Сорский уже устраивал скиты. Не монастырь он уже и не думал о монастыре, потому что он был против вотчинного владения, он был против золота и серебра, против богатства церкви. Он говорил, что нужно, чтобы монахи сами себя кормили, своим собственным трудом. А Иосиф Волоцкий говорил: чем богаче, чем шире, чем больше блеску, тем лучше. Опять же, под стать тому самодержавному строю, который тогда был. А прп. Нил Сорский монастыри не устраивал, но скиты скиты, где собирались 510, много 15 человек. Когда умер прп. Нил Сорский, в его скиту было всего 12 человек. Вот это он делал, и все. Значит, действия его были уже очень сжаты, он весь уже ушел в созерцательную, внутреннюю, духовную жизнь.
А что стало расцветать? А расцветать от этого стала церковь внешняя, такая, которая распускалась по мере того, как распускалась и наша светская власть. И чем дальше, тем больше. Но пришло время, когда церковь совсем перестала быть нужной для гражданской власти, и гражданская власть стала ее давить. Я вам рассказывал ужасные подробности, которые были связаны, скажем, с Арсением Мациевичем, я уж не буду их теперь повторять, это все было законно, все это было так, как должно было быть, потому что церковная пышность была основана на насилии сверху. Пока было насилие и церковь была такая грандиозная, а насилие уходило и церковь бледнела и падала. Я говорю, что с Иосифом Волоцким связан целый период, когда церковная жизнь уже перестала духовно объединять всю Русь: при Сергии была она, можно сказать, полной, она всю землю нашу охватывала, в молитве прп. Сергий всех как бы поддерживал, а здесь гражданская власть, царская власть как бы стала жить по своим собственным законам и преследовать собственные интересы и интересы тех господ, которых она собой представляла.
Мне очень грустно было увидеть в первом номере Журнала Московской патриархии статью, которую написал очень уважаемый мною деятель нашей церковной иерархии, достойный человек, умный и, может быть, один из самых культурных. И вот, у него я читаю, что Иосиф Волоцкий и Нил Сорский они были как бы друг с другом связаны, что они представляли собою как бы один ряд. Читать в 1975 году, на шестом десятке лет после 1917 года в Журнале Московской патриархии статью, которая касается этой жизни, и видеть, что автор, почтеннейший человек, ничего не понимает!!!
Что было в нашей церковной жизни в то время?! Какое может быть соединение Иосифа Волоцкого с Нилом Сорским?! Только Нил Сорский умер, успел умереть, как Иосиф Волоцкий, как эти самые стяжатели разгромили все заволжские скиты и монахов, старцев разбросали по всем краям, северным краям нашей необъятной родины! Нил Сорский умер, а все его старцы, все его ученики, все были разогнаны. А Вассиан Патрикеев, который был княжеского рода, но который тоже был на стороне Нила Сорского, он был осужден собором и отдан в пожизненное заключение! Кому? Иосифлянам! Как раз тем людям, которые больше всего ненавидели Нила Сорского и его учеников. Там он кончил жизнь.
После этого что же делать? Где же слышать голос совести христианской? Кто может сказать: была она или ее не было? Ее не слышно было, она жила в сердцах людей, простых русских людей, в стонах этого народа, в его бедствиях. Русь стонала, ведь есть господствующие, значит, кто-то должен стонать. Вот и стонал простой человек под игом этих господствующих людей. Вот и жил Христос среди стонов этого народа, почему так и говорится, и изображается такой образ Христа: как бы Он идет по Руси и благословляет всех страждущих и обращающихся к Нему за помощью. Но, конечно, Его не видели и не хотели видеть те, кто стоял во главе. Они считали, что они вечно могут господствовать, и императоры так и начинали свои Указы: Мы, Божией милостию император Всероссийский, король Польский, князь Курляндский..., и пошло, и пошло там десять или пятнадцать таких наименований. Значит, Божией милостью...
А наши иерархи должны были писать: мы, милостью царя, обращаемся к вам... Но, друзья мои, не надо забывать, что всему бывает конец, и милость Божья иссякает. Они не Божией милостью правили, а Божиим долготерпением, но долготерпение исчезает. В какой момент? В тот момент, когда Господь найдет это нужным. Это и случилось в 1917 г. Рухнули императорские подпорки, рухнул этот строй, и стала висеть наша грандиозная церковная организация как бы на ниточке какой-то. Где труп, там и орлы, а для того, чтобы с нашей церковной организацией покончить, и орлов не надо было: просто дунул ветер и все полетело.
Так что же делать-то нам дальше? Как же жить-то? Ведь уже шестое десятилетие с тех пор идет! Что изменилось в нашей жизни? Извлекли ли мы из этого урок для себя? Осознали ли мы свое бедственное положение? Может кто-то сказать, и это можно часто услышать: Как же можно осознать, когда советская власть гонит церковь, храмы закрывает, монастыри тоже закрыла, разрушила? А вы спросите у тех людей: А в тех храмах, которые открыты сейчас, в них-то слышен Христос или нет? В них-то есть дух Христовой любви? Как, можно его ощутить или нет? И не спрашивайте! О нем там никто и не думает! А думают о чем? О формочке! Формочку соблюдают, но духа нет. Так почему же вы говорите, что советская власть гонит церковь? Вы бы эти храмы привели в порядок, вы бы здесь-то возродили Христово служение! А иначе у вас и последние-то уйдут, и плакать о них не будут. Почему не будут? Да так уже сейчас привыкли жить без Бога. Ну, хорошо, зайдут в храм Божий. А уйдут с чем? Постоял, и вышел на холод, вышел в мир. Вот. Что же делать?
Что же делать? Это вопрос, который меня мучил всю мою жизнь и который вот и привел меня кто знает, может быть, в последний раз с вами беседовать. Нет, я не собираюсь вас оставлять. Я не могу об этом даже думать, потому что я чувствую, как жаждет русский человек правдивого слова, и я должен его сказать, и я говорю, и до конца скажу! Это моя святая обязанность, святой долг. Только тогда я закрою глаза, когда увижу, что моя совесть уже высказала все, что выстрадало сердце мое за свою жизнь.
Так вот, нам говорят, что церковь угнетают. Хорошо. Я уже вам на это сказал: как же ее могут угнетать, когда в наших храмах сейчас и стоять-то тошно бывает, надо иметь силу большую, чтобы отрешиться от всей этой показухи и сосредоточиться на молитве! Но не всякий на это способен, для этого нужна большая духовная культура.
Что еще говорят? Говорят: безнравственность. Безнравственность? А откуда она? Что, наши законы предписывают безнравственность? Покажите мне: где, в каком месте написано, чтобы безнравственно жили люди? Люди живут безнравственно... Но это люди так живут! Кто же эти люди? Мы! Так о нас и нужно говорить, а нечего кивать на власть, что она нас безнравственности учит.
Говорят, что бесчестность, воровство. Хорошо. А разве нас гражданская власть учит воровству? К чему нас призывает Господь после 1917 года? К созданию братской жизни, к созданию такой жизни, когда мы друг друга подпираем, когда мы друг с другом связаны узами нерушимого единства. Не будем говорить во имя кого. Мы, верующие, во имя Христа, мы со Христом, через Христа, но это не имеет значения для того, чтобы чувствовать себя как бы в своей семье. Наш народ наша семья. Разве нам сейчас мешают богатеи, разве мешает нам знать какая-нибудь царская, или царят помещики, или еще кто-нибудь, банкиры? Никто нам не мешает. А если у нас дела бывают иногда плохи, так почему они плохи? Потому что мы с вами никуда не годимся!
Говорят некоторые еще о том, что да, нужно церковь освободить, вот церкви это нужно, что она в таком состоянии, ее стеснили... Стеснили церковь? Подумайте, что они говорят! Они говорят о свободе, они говорят о демократии на европейский лад... Да они не понимают простых вещей, что для нас, христиан, не может быть никакой свободы, у нас свобода в сердце нашем: Где дух Господень, там и свобода! Если мы сейчас в таком паршивом виде, если мы ползаем и не можем поднять голову кверху, то потому только, что мы сами никуда не годны, мы сами рабы наших страстей плотских и всяких грехов. Освобождайся от них с помощью Божией и ты обретешь свободу. И те, кто нас там учит с Запада о том, что вот, церковь угнетена, те издеваются над нами, ах, как бы я хотел с ними поговорить, с этими людьми так, душа в душу. Я бы им сказал: замолчите, вы ничего не понимаете, вы только растравляете наши раны, у нас здесь совсем не о свободе нужно говорить. А о чем? Об очищении своего сердца, надо говорить о том, что прп. Серафим нам завещал.
А ведь прп. Серафим это новое явление в нашей жизни. После Нила Сорского все замолкло, и вдруг такое светлое имя: преподобный Серафим! Вы что думаете, он был очень приятен для тех людей, которые господствовали тогда? Нет, он тысячу дней и тысячу ночей пребывал на камне в молитве. Для чего? Мысленного врага побеждая и Господу поя: Аллилуйя! так в акафисте сказано. Он побеждал врага... Какого же врага? Обычно, говоря об этом, все сводят к тому, что у прп. Серафима какие-то были грехи, ну, как у каждого человека. Нет! Это все не то! Прп. Серафим с самого начала, когда пошел в лес, в чащу... он же получил от прп. Досифея Киевского благословение пойти в Заволжскую пустынь, а Заволжская пустынь была строгого житья, там был общежительный монастырь, там ничего личного монахам не разрешалось. Он пошел туда, и уже то, что он пошел туда, было свидетельством, что и любовь и преданность была у него ко Христу достаточная и ему не нужно было для этого тысячу дней и тысячу ночей на камени в молитве пребывать! Нет, он пребывал там за всех! За всю Русь, за весь русский народ, врага мысленного побеждая.
А что, вы думаете, с ним сделали? Его загнали назад! Монахи, настоятель, конечно. А ведь это же не настоятель был, он же кем-то был поставлен так откуда и кто в нем говорил? Подумайте, им стало страшно, опасно оттого, что прп. Серафим, влияние его, слава его, имя его, так волнует души, что он призывает людей к правде Божией... Давай же в монастырь! Ты заглохнешь тут! А когда он ушел в дальнюю пустынь, приходили к нему и ломали ему печку, чтобы он от холода оттуда убежал! Но он оставался! Наконец, все-таки заставили его вернуться в обитель. Насильственно. Он вернулся, и что сделал? Ушел в затвор. Ушел в келью и перестал принимать. Родился он в 1759 г., а в 1810 г. он ушел в затвор. И в затворе он пребывал 15 лет. Пять лет он никого не принимал. Через 5 лет он сделал некоторое послабление, но не выходил никуда, и только уже в 1815 году, по внушению Божьей Матери, он открылся для приема всех...
Скажите, что это такое? Почему ему нужно было такую борьбу выдержать? Ну, друзья мои, подумайте: ведь куда выйти, с кем говорить, как говорить? Бороться же невозможно сила страшная. Если уж Арсения Мациевича Екатерина приказала отправить в Ригу, в тюрьму, и дала ему имя Антон Враль, и так он и пошел с этим, там он и умер, так что там какой-то прп. Серафим, ведь тогда он был простой, ничтожный монах, все можно с ним сделать. Но тем не менее, прп. Серафим ушел в затвор в знак того, что он не может принять всего того, что он видел в той обители, в которой находился.
Чему он учил? Он учил: Обогащайтесь Духом Святым. Обогащайтесь стяжанием Святого Духа. Стяжанием... Что такое стяжание? Приобретение. Как в былое время: приобретали рубль к рублю, капитал наживали, так вот и прп. Серафим призвал к тому, чтобы стяжать Духа Святого. А для этого что нужно? Для этого нужна борьба с помыслами, борьба со всякими искушениями, и по мере этого, по мере победы над этими врагами, над этими искушениями, и будет выходить в мир благодатная сила христианского духа. Вот что он нам завещал. Он нам завещал стяжание Святого Духа. У тебя что в жизни непорядок? Смотри внутрь себя, проверь свою жизнь, проверь, как ты жил раньше, проверь всю свою жизнь, и когда ты умиришься в своем сердце, когда ты оплачешь свои грехи, тогда с тобою, как великий учитель духовной жизни Исаак Сирский говорил, умирится небо и земля. У тебя в семье непорядки? Подожди судить, подожди искать виновного, подумай о себе, проверь себя: нет ли у тебя озлобления, нет ли у тебя гордыни, нет ли у тебя зависти, не мучает ли тебя стяжательство: что, что, в чем дело? Вот, вы знаете, в псалме На реках Вавилонских, там говорится: О камень убиет младенца, о камень Вот, как младенца, грехи наши нужно еще в самом зачатии уничтожить. И когда вы будете это делать, тогда вы будете совсем по-другому воспринимать жизнь, тогда вы найдете свое место всюду, куда ни придете, всюду вы будете желанными.
Итак, каков же смысл нашей церковной жизни? Смысл церковной жизни учиться жить во Христе! Если мы этого делать не будем, то, дорогие мои, ничего, кроме горя и мрака, нам испытать не придется. Надо нам упрощаться, надо нам умаляться, нам нужно проникнуться любовью к своей родине, нам нужно понять, что теперь мы имеем прекрасные условия для нашей духовной жизни. Скажите, кто здесь мне был помехой? А вы знаете, я ведь здесь говорил и говорю так, как едва ли какой-нибудь партийный работник может говорить. Я говорю с полной свободой. Дело только во мне: и мой голос был бы еще более убедительным, если бы моя жизнь была чиста, если бы я сам был честен перед Господом. А так что же? Что мы делаем? Кого мы видим?..
Да, входишь вглубь своей души, в тайну своей жизни, и там беседуешь с Творцом, с Создателем, и оплакиваешь свои грехи, и в тот момент, когда все откроешь, когда сознание как-то непостижимо откроет все закоулки, все скрытые места души и вот когда это все оплачешь, когда уйдешь в самую глубину, и чем глубже, тем лучше, и подольше там побудешь, вот в этой страде, вот в этой муке, вот в этих трудах, незримых трудах, слезах, незримых слезах, скорби, незримой скорби, то потом поднимешься и посмотришь вокруг себя и скажешь: Господи, как же я счастлив, что Ты со мной! Вижу я радость: вот, льется она вокруг меня. В каждом я вижу дыхание Твое. Даже если кто считается самым последним, то для меня он не самый последний, он для меня первый! И я вижу в нем образ Твой. Он заваленный, заваленный всяким хламом, он обесчещен, но, Господи, а я-то, ведь если я сейчас так говорю, так ведь я-то ж был более обесчещен, ведь если я говорю теперь так, то только потому, что Ты дал мне благодатную силу, чтобы осознать это. Господи, дай же эту силу и тем, кто сейчас страдает, не понимая, в ослеплении, не понимая того, что ведет жизнь без Тебя, Сына Божьего, ведет жизнь без Пречистой Девы сей: открой им глаза. Вот тогда эти люди войдут в жизнь, тогда они, дорогие мои, все увидят другим и вся жизнь их преобразится.
Трудно вместить это слово, но мы призываемся к тому, чтобы вместить это, и в этих словах божественных плечо к плечу, друг с другом братской любовью соединяемые, вместе созидать нашу новую жизнь, созидать ее наилучшим образом. Пусть говорят, что вот там темно, что вот такие-то люди все, не слушайте! Знайте, что это говорят слепцы и клеветники. А вы спросите себя: что ты сделал для того, чтобы избежать этого, помог ли ты? Посетил ли ты хоть кого-нибудь, какое-нибудь падение, но посетил с любовью, а не с тем, чтобы сказать: Ах, ты такой-сякой, и все?
Вот, мне сегодня сказали, что видели женщину, пьяную женщину в женский день: ее с одной стороны поддерживал мужчина, вероятно муж, а с другой стороны ребенок. А она шла, шатаясь. Можно сказать: ах, какая негодяйка, ах, какая... и выругать ее до последней степени. Но не надо. Не надо! Жалейте. Жалейте! Это несчастнейший человек! Несчастная она, несчастный муж, несчастные дети! Дело не в том, чтобы их судить, дело не в том, чтобы таких топтать, а дело в том, чтобы им послужить, чтобы их поднимать рукою помощи. Но поднимать не так, чтобы свалиться и быть внизу, не поднимать, как нас поднимают, поднимая сверху вниз, так они себя могут только погубить, а поднимать так: опускаясь вниз, вниз, ниже этих людей, самых плохих, самых, кажется, уже темных; вот, смиряясь, смиряясь до конца, смиряясь до смерти во Христе!
Вот каков путь, путь внутреннего делания, путь, который был завещан нам Антонием и Феодосием Печерскими, прп. Сергием, прп. Нилом Сорским и нашим почти современником прп. Серафимом. Вот этот Серафимовский дух, этот Сергиевский дух, этот Ниловский дух, этот киевский дух он должен в нас богато возрастать, и тогда, дорогие мои, мы с вами воспрянем и жизнь наша преобразится. Мы почувствуем Христову любовь, разлитую в жизни, мы увидим образ Христов в каждом человеке, а больше счастья, чем это, быть не может!
Вот так мы и должны закончить нашу жизнь. Вот таково место христианина в современной жизни.
Да хранит вас всех Господь!
* Имеется в виду смена высшей власти. Ред.
Дорогие братья и сестры! В последнее время мы с вами стремились осмыслить нашу церковную историю, осмыслить путь нашей церковной жизни, начиная с IV века. Само собой разумеется, об этом надо было говорить не те небольшие проповеди, которые я говорил, об этом нужно было бы говорить очень много, но возможностей для этого не было: у нас было только краткое время. Но у меня была определенная цель, к которой я стремился, и цель эта заключалась в том, чтобы подойти к настоящему времени и ответить на чрезвычайной важности вопрос: каково же место христианина в современной жизни? Когда я вспоминаю то, что я говорил, то мне становится грустно, грустно потому, что я о многом не мог сказать, многое сказал не так, как мне хотелось бы сказать, многое я сказал, по немощи своей и по греховности своей, не так ясно, не так чисто и светло, как подобало бы сказать. Но что делать...
Сегодня, как я вам уже сказал в последний раз, мы должны соборно, сообща в нашей молитве попытаться найти подлинный ответ на этот вопрос, который нас, верующих, глубочайшим образом беспокоит.
Напомню кратко то, что было сказано. Я не буду уже говорить о том времени, о IV веке, не буду говорить о времени равноапостольного Владимира, когда крещение русского народа происходило местами огнем и мечем, остановимся с вами хотя бы на последних веках. Можно сказать так, что вся церковная история России, весь наш церковный путь можно разделить на четыре части. Первая часть это время преподобных Антония и Феодосия, Печерских чудотворцев. Мы, к сожалению, о них не могли беседовать, а там есть что сказать, ибо они принесли нам на Русь великое знание духовной жизни. Второй период был связан с именем преподобного Сергия. Третий период связан с именем преподобного Нила Сорского. И четвертый период связан с именем преподобного Серафима Саровского. Должен вам сказать, что это до некоторой степени мое личное понимание церковной истории, церковной жизни. Я никому его не навязываю, я никого не побуждаю разделять его, но я стою на своем месте и обязан говорить то, что мне внушает моя совесть.
Итак, есть четыре периода, и каждый из них имеет свое глубочайшее значение. Время прп. Сергия это было время, когда Русь поднималась на борьбу против татарского ига. Прп. Сергий был орган, который звучал полнотою, такой, которой теперь мы можем только удивляться. Я вспоминаю то старое время: в семьях иногда кто-нибудь уходил в монастырь, и эта семья, если она была верующая, радовалась, что кто-то от семьи находится в монастыре. Этот ребенок, девушка или юноша, они были как бы цвет семьи. И вот, прп. Сергий был такой благоуханный цвет семьи всей семьи русского народа! Он оставил все и ушел в дремучий лес, на пустынное жительство. И хотя потом его старались поднять и возвеличить в народе и значение его все больше расширялось, но он как был пустынником, как был подвижником так и остался, как был бедным, нищим таким и остался. При нем Русь была едина. В то время господствующие слои населения особенно не гордились. Они знали, что смертельная угроза висит над Русью, и эта угроза нависла не случайно, а от греховной жизни русских людей, и прежде всего, русских князей и тех, кто был в управлении страной. Но есть народы, которые в такой ситуации ломятся и исчезают с лица земли, и есть народы, которые это испытание переносят мужественно и выходят из испытания отрекшимися от своей греховной жизни.
И вот, во время прп. Сергия на Руси было все едино и все были едины, и князья были связаны с церковью не так, как потом были связаны, а пришел великий князь Дмитрий Донской и коленопреклоненно перед худым, сиротным, несчетным Сергием пал и просил благословения. Сергий его благословил и сказал ему, что он победит. Ибо Сергий видел, что здесь, на этой стороне уже сила Божия, а там гордыня...
Как вы знаете, прп. Сергий был действенный человек. Он был не только молитвенник, не только печальник о земле русской, но он был и деятель. И тогда можно было это действо осуществить в жизни: светская власть, княжеская власть она прислушивалась, она поддержки искала в церкви. Прп. Сергий был и строителем, его можно представить себе с топором в руках, как плотника... Он был кем хотите и печальником, и молитвенником, и утешителем, и примирителем враждующих, и он везде был Сергий.
Но вот иго татарское свергнуто, и опасаться стало некого. И то нас гнуло к земле, а то мы стали уже и сами над другими людьми господствовать. И мало-помалу княжеская, а потом царская власть она все больше и больше обретала силу и все больше и больше слепла она не понимала того, что сила русского народа заключалась не в том, чтобы обширные территории захватывать, не в том, чтобы внешнее могущество создавать, а прежде всего эта сила внутренняя, духовная, нравственная. Власти же чем дальше, тем меньше об этом думали, и тем больше гордыня их поднималась, и тем тише был голос святой Христовой Церкви. Стали воздыматься и у нас в церкви иерархи под стать этим сановникам, этим князьям и царям такие же важные, такие же бездушные, как и те, кто управлял государством. И вот, этот разрыв между светской жизнью и жизнью духовной становился все больше и больше, и светская власть все больше гнула духовную, и все тише становился голос Христа в эти дни. И вот тут прошло всего каких-нибудь 120 лет, как вдруг блеснуло имя преподобного Нила Сорского. Большинство же из вас и не знает этого имени Нил Сорский... Но в это время уже был Иосиф Волоцкий сторонник самодержавия, сторонник того, чтобы светская власть опекунствовала над церковной жизнью, сторонник того, чтобы бороться насилием с теми, кто не был согласен с церковью и кто был неугоден светской власти.
Иосиф Волоцкий и Нил Сорский: вот вам потрясающая картина! Нил Сорский о чем он говорит? Он говорит: прежде всего духовное, внутреннее строение, внутреннее созидание жизни. И этому было все подчинено. Он всему учил, он учил и посту. Поститься надо, но он предупреждал, что лучше есть и пить вдоволь, чем поститься, если у тебя нет любви, если у тебя нет благодатного духовного состояния. Больший вред будет от тех, кто постится и злится. Прп. Нил Сорский говорил: да будут отдельно гражданская и церковная власть, они должны быть взаимно независимы. А Иосиф Волоцкий он сам чуть ли не меч в руках держал, он требовал казни еретиков, он требовал пожизненного заключения даже для тех из них, кто раскаялся! Вы об этом уже слышали в прошлую среду, но я вам напоминаю сейчас, потому что это имеет серьезнейшее значение для того, что я хочу сказать. Прп. Нил Сорский всех инакомыслящих, как теперь говорят, старался убеждением и молитвою привести в Церковь, а Иосиф Волоцкий насилием.
Прп. Нил Сорский говорил, что свобода в духовной и внутренней жизни дороже всего. Он не обязывал своих иноков ни к каким особым уставам: келейную жизнь они могли править, как хотели, молиться сколько их душа находит необходимым. Дело не в том, чтобы тысячи поклонов класть, а дело заключается в том, чтобы Дух Святый жил в сердце. А ради этого надо молиться, надо поститься, вести подвижническую жизнь. Говорят что Иосиф Волоцкий принимал к себе заволжских старцев для того, чтобы поучиться духовной жизни, и будто бы Нил Сорский к себе принимал монахов из Волоцкого монастыря, от Иосифа. Да, говорят, что это было так, но заволжским старцам нечему было учиться у Иосифа Волоцкого, потому что там не было самого главного, там не было любви, не было христианского отношения к жизни!
Вот тогда-то уже действия, полного духовного руководства Церкви, действия Церкви в мире становилось все меньше и меньше. А прп. Нил Сорский уже устраивал скиты. Не монастырь он уже и не думал о монастыре, потому что он был против вотчинного владения, он был против золота и серебра, против богатства церкви. Он говорил, что нужно, чтобы монахи сами себя кормили, своим собственным трудом. А Иосиф Волоцкий говорил: чем богаче, чем шире, чем больше блеску, тем лучше. Опять же, под стать тому самодержавному строю, который тогда был. А прп. Нил Сорский монастыри не устраивал, но скиты скиты, где собирались 510, много 15 человек. Когда умер прп. Нил Сорский, в его скиту было всего 12 человек. Вот это он делал, и все. Значит, действия его были уже очень сжаты, он весь уже ушел в созерцательную, внутреннюю, духовную жизнь.
А что стало расцветать? А расцветать от этого стала церковь внешняя, такая, которая распускалась по мере того, как распускалась и наша светская власть. И чем дальше, тем больше. Но пришло время, когда церковь совсем перестала быть нужной для гражданской власти, и гражданская власть стала ее давить. Я вам рассказывал ужасные подробности, которые были связаны, скажем, с Арсением Мациевичем, я уж не буду их теперь повторять, это все было законно, все это было так, как должно было быть, потому что церковная пышность была основана на насилии сверху. Пока было насилие и церковь была такая грандиозная, а насилие уходило и церковь бледнела и падала. Я говорю, что с Иосифом Волоцким связан целый период, когда церковная жизнь уже перестала духовно объединять всю Русь: при Сергии была она, можно сказать, полной, она всю землю нашу охватывала, в молитве прп. Сергий всех как бы поддерживал, а здесь гражданская власть, царская власть как бы стала жить по своим собственным законам и преследовать собственные интересы и интересы тех господ, которых она собой представляла.
Мне очень грустно было увидеть в первом номере Журнала Московской патриархии статью, которую написал очень уважаемый мною деятель нашей церковной иерархии, достойный человек, умный и, может быть, один из самых культурных. И вот, у него я читаю, что Иосиф Волоцкий и Нил Сорский они были как бы друг с другом связаны, что они представляли собою как бы один ряд. Читать в 1975 году, на шестом десятке лет после 1917 года в Журнале Московской патриархии статью, которая касается этой жизни, и видеть, что автор, почтеннейший человек, ничего не понимает!!!
Что было в нашей церковной жизни в то время?! Какое может быть соединение Иосифа Волоцкого с Нилом Сорским?! Только Нил Сорский умер, успел умереть, как Иосиф Волоцкий, как эти самые стяжатели разгромили все заволжские скиты и монахов, старцев разбросали по всем краям, северным краям нашей необъятной родины! Нил Сорский умер, а все его старцы, все его ученики, все были разогнаны. А Вассиан Патрикеев, который был княжеского рода, но который тоже был на стороне Нила Сорского, он был осужден собором и отдан в пожизненное заключение! Кому? Иосифлянам! Как раз тем людям, которые больше всего ненавидели Нила Сорского и его учеников. Там он кончил жизнь.
После этого что же делать? Где же слышать голос совести христианской? Кто может сказать: была она или ее не было? Ее не слышно было, она жила в сердцах людей, простых русских людей, в стонах этого народа, в его бедствиях. Русь стонала, ведь есть господствующие, значит, кто-то должен стонать. Вот и стонал простой человек под игом этих господствующих людей. Вот и жил Христос среди стонов этого народа, почему так и говорится, и изображается такой образ Христа: как бы Он идет по Руси и благословляет всех страждущих и обращающихся к Нему за помощью. Но, конечно, Его не видели и не хотели видеть те, кто стоял во главе. Они считали, что они вечно могут господствовать, и императоры так и начинали свои Указы: Мы, Божией милостию император Всероссийский, король Польский, князь Курляндский..., и пошло, и пошло там десять или пятнадцать таких наименований. Значит, Божией милостью...
А наши иерархи должны были писать: мы, милостью царя, обращаемся к вам... Но, друзья мои, не надо забывать, что всему бывает конец, и милость Божья иссякает. Они не Божией милостью правили, а Божиим долготерпением, но долготерпение исчезает. В какой момент? В тот момент, когда Господь найдет это нужным. Это и случилось в 1917 г. Рухнули императорские подпорки, рухнул этот строй, и стала висеть наша грандиозная церковная организация как бы на ниточке какой-то. Где труп, там и орлы, а для того, чтобы с нашей церковной организацией покончить, и орлов не надо было: просто дунул ветер и все полетело.
Так что же делать-то нам дальше? Как же жить-то? Ведь уже шестое десятилетие с тех пор идет! Что изменилось в нашей жизни? Извлекли ли мы из этого урок для себя? Осознали ли мы свое бедственное положение? Может кто-то сказать, и это можно часто услышать: Как же можно осознать, когда советская власть гонит церковь, храмы закрывает, монастыри тоже закрыла, разрушила? А вы спросите у тех людей: А в тех храмах, которые открыты сейчас, в них-то слышен Христос или нет? В них-то есть дух Христовой любви? Как, можно его ощутить или нет? И не спрашивайте! О нем там никто и не думает! А думают о чем? О формочке! Формочку соблюдают, но духа нет. Так почему же вы говорите, что советская власть гонит церковь? Вы бы эти храмы привели в порядок, вы бы здесь-то возродили Христово служение! А иначе у вас и последние-то уйдут, и плакать о них не будут. Почему не будут? Да так уже сейчас привыкли жить без Бога. Ну, хорошо, зайдут в храм Божий. А уйдут с чем? Постоял, и вышел на холод, вышел в мир. Вот. Что же делать?
Что же делать? Это вопрос, который меня мучил всю мою жизнь и который вот и привел меня кто знает, может быть, в последний раз с вами беседовать. Нет, я не собираюсь вас оставлять. Я не могу об этом даже думать, потому что я чувствую, как жаждет русский человек правдивого слова, и я должен его сказать, и я говорю, и до конца скажу! Это моя святая обязанность, святой долг. Только тогда я закрою глаза, когда увижу, что моя совесть уже высказала все, что выстрадало сердце мое за свою жизнь.
Так вот, нам говорят, что церковь угнетают. Хорошо. Я уже вам на это сказал: как же ее могут угнетать, когда в наших храмах сейчас и стоять-то тошно бывает, надо иметь силу большую, чтобы отрешиться от всей этой показухи и сосредоточиться на молитве! Но не всякий на это способен, для этого нужна большая духовная культура.
Что еще говорят? Говорят: безнравственность. Безнравственность? А откуда она? Что, наши законы предписывают безнравственность? Покажите мне: где, в каком месте написано, чтобы безнравственно жили люди? Люди живут безнравственно... Но это люди так живут! Кто же эти люди? Мы! Так о нас и нужно говорить, а нечего кивать на власть, что она нас безнравственности учит.
Говорят, что бесчестность, воровство. Хорошо. А разве нас гражданская власть учит воровству? К чему нас призывает Господь после 1917 года? К созданию братской жизни, к созданию такой жизни, когда мы друг друга подпираем, когда мы друг с другом связаны узами нерушимого единства. Не будем говорить во имя кого. Мы, верующие, во имя Христа, мы со Христом, через Христа, но это не имеет значения для того, чтобы чувствовать себя как бы в своей семье. Наш народ наша семья. Разве нам сейчас мешают богатеи, разве мешает нам знать какая-нибудь царская, или царят помещики, или еще кто-нибудь, банкиры? Никто нам не мешает. А если у нас дела бывают иногда плохи, так почему они плохи? Потому что мы с вами никуда не годимся!
Говорят некоторые еще о том, что да, нужно церковь освободить, вот церкви это нужно, что она в таком состоянии, ее стеснили... Стеснили церковь? Подумайте, что они говорят! Они говорят о свободе, они говорят о демократии на европейский лад... Да они не понимают простых вещей, что для нас, христиан, не может быть никакой свободы, у нас свобода в сердце нашем: Где дух Господень, там и свобода! Если мы сейчас в таком паршивом виде, если мы ползаем и не можем поднять голову кверху, то потому только, что мы сами никуда не годны, мы сами рабы наших страстей плотских и всяких грехов. Освобождайся от них с помощью Божией и ты обретешь свободу. И те, кто нас там учит с Запада о том, что вот, церковь угнетена, те издеваются над нами, ах, как бы я хотел с ними поговорить, с этими людьми так, душа в душу. Я бы им сказал: замолчите, вы ничего не понимаете, вы только растравляете наши раны, у нас здесь совсем не о свободе нужно говорить. А о чем? Об очищении своего сердца, надо говорить о том, что прп. Серафим нам завещал.
А ведь прп. Серафим это новое явление в нашей жизни. После Нила Сорского все замолкло, и вдруг такое светлое имя: преподобный Серафим! Вы что думаете, он был очень приятен для тех людей, которые господствовали тогда? Нет, он тысячу дней и тысячу ночей пребывал на камне в молитве. Для чего? Мысленного врага побеждая и Господу поя: Аллилуйя! так в акафисте сказано. Он побеждал врага... Какого же врага? Обычно, говоря об этом, все сводят к тому, что у прп. Серафима какие-то были грехи, ну, как у каждого человека. Нет! Это все не то! Прп. Серафим с самого начала, когда пошел в лес, в чащу... он же получил от прп. Досифея Киевского благословение пойти в Заволжскую пустынь, а Заволжская пустынь была строгого житья, там был общежительный монастырь, там ничего личного монахам не разрешалось. Он пошел туда, и уже то, что он пошел туда, было свидетельством, что и любовь и преданность была у него ко Христу достаточная и ему не нужно было для этого тысячу дней и тысячу ночей на камени в молитве пребывать! Нет, он пребывал там за всех! За всю Русь, за весь русский народ, врага мысленного побеждая.
А что, вы думаете, с ним сделали? Его загнали назад! Монахи, настоятель, конечно. А ведь это же не настоятель был, он же кем-то был поставлен так откуда и кто в нем говорил? Подумайте, им стало страшно, опасно оттого, что прп. Серафим, влияние его, слава его, имя его, так волнует души, что он призывает людей к правде Божией... Давай же в монастырь! Ты заглохнешь тут! А когда он ушел в дальнюю пустынь, приходили к нему и ломали ему печку, чтобы он от холода оттуда убежал! Но он оставался! Наконец, все-таки заставили его вернуться в обитель. Насильственно. Он вернулся, и что сделал? Ушел в затвор. Ушел в келью и перестал принимать. Родился он в 1759 г., а в 1810 г. он ушел в затвор. И в затворе он пребывал 15 лет. Пять лет он никого не принимал. Через 5 лет он сделал некоторое послабление, но не выходил никуда, и только уже в 1815 году, по внушению Божьей Матери, он открылся для приема всех...
Скажите, что это такое? Почему ему нужно было такую борьбу выдержать? Ну, друзья мои, подумайте: ведь куда выйти, с кем говорить, как говорить? Бороться же невозможно сила страшная. Если уж Арсения Мациевича Екатерина приказала отправить в Ригу, в тюрьму, и дала ему имя Антон Враль, и так он и пошел с этим, там он и умер, так что там какой-то прп. Серафим, ведь тогда он был простой, ничтожный монах, все можно с ним сделать. Но тем не менее, прп. Серафим ушел в затвор в знак того, что он не может принять всего того, что он видел в той обители, в которой находился.
Чему он учил? Он учил: Обогащайтесь Духом Святым. Обогащайтесь стяжанием Святого Духа. Стяжанием... Что такое стяжание? Приобретение. Как в былое время: приобретали рубль к рублю, капитал наживали, так вот и прп. Серафим призвал к тому, чтобы стяжать Духа Святого. А для этого что нужно? Для этого нужна борьба с помыслами, борьба со всякими искушениями, и по мере этого, по мере победы над этими врагами, над этими искушениями, и будет выходить в мир благодатная сила христианского духа. Вот что он нам завещал. Он нам завещал стяжание Святого Духа. У тебя что в жизни непорядок? Смотри внутрь себя, проверь свою жизнь, проверь, как ты жил раньше, проверь всю свою жизнь, и когда ты умиришься в своем сердце, когда ты оплачешь свои грехи, тогда с тобою, как великий учитель духовной жизни Исаак Сирский говорил, умирится небо и земля. У тебя в семье непорядки? Подожди судить, подожди искать виновного, подумай о себе, проверь себя: нет ли у тебя озлобления, нет ли у тебя гордыни, нет ли у тебя зависти, не мучает ли тебя стяжательство: что, что, в чем дело? Вот, вы знаете, в псалме На реках Вавилонских, там говорится: О камень убиет младенца, о камень Вот, как младенца, грехи наши нужно еще в самом зачатии уничтожить. И когда вы будете это делать, тогда вы будете совсем по-другому воспринимать жизнь, тогда вы найдете свое место всюду, куда ни придете, всюду вы будете желанными.
Итак, каков же смысл нашей церковной жизни? Смысл церковной жизни учиться жить во Христе! Если мы этого делать не будем, то, дорогие мои, ничего, кроме горя и мрака, нам испытать не придется. Надо нам упрощаться, надо нам умаляться, нам нужно проникнуться любовью к своей родине, нам нужно понять, что теперь мы имеем прекрасные условия для нашей духовной жизни. Скажите, кто здесь мне был помехой? А вы знаете, я ведь здесь говорил и говорю так, как едва ли какой-нибудь партийный работник может говорить. Я говорю с полной свободой. Дело только во мне: и мой голос был бы еще более убедительным, если бы моя жизнь была чиста, если бы я сам был честен перед Господом. А так что же? Что мы делаем? Кого мы видим?..
Да, входишь вглубь своей души, в тайну своей жизни, и там беседуешь с Творцом, с Создателем, и оплакиваешь свои грехи, и в тот момент, когда все откроешь, когда сознание как-то непостижимо откроет все закоулки, все скрытые места души и вот когда это все оплачешь, когда уйдешь в самую глубину, и чем глубже, тем лучше, и подольше там побудешь, вот в этой страде, вот в этой муке, вот в этих трудах, незримых трудах, слезах, незримых слезах, скорби, незримой скорби, то потом поднимешься и посмотришь вокруг себя и скажешь: Господи, как же я счастлив, что Ты со мной! Вижу я радость: вот, льется она вокруг меня. В каждом я вижу дыхание Твое. Даже если кто считается самым последним, то для меня он не самый последний, он для меня первый! И я вижу в нем образ Твой. Он заваленный, заваленный всяким хламом, он обесчещен, но, Господи, а я-то, ведь если я сейчас так говорю, так ведь я-то ж был более обесчещен, ведь если я говорю теперь так, то только потому, что Ты дал мне благодатную силу, чтобы осознать это. Господи, дай же эту силу и тем, кто сейчас страдает, не понимая, в ослеплении, не понимая того, что ведет жизнь без Тебя, Сына Божьего, ведет жизнь без Пречистой Девы сей: открой им глаза. Вот тогда эти люди войдут в жизнь, тогда они, дорогие мои, все увидят другим и вся жизнь их преобразится.
Трудно вместить это слово, но мы призываемся к тому, чтобы вместить это, и в этих словах божественных плечо к плечу, друг с другом братской любовью соединяемые, вместе созидать нашу новую жизнь, созидать ее наилучшим образом. Пусть говорят, что вот там темно, что вот такие-то люди все, не слушайте! Знайте, что это говорят слепцы и клеветники. А вы спросите себя: что ты сделал для того, чтобы избежать этого, помог ли ты? Посетил ли ты хоть кого-нибудь, какое-нибудь падение, но посетил с любовью, а не с тем, чтобы сказать: Ах, ты такой-сякой, и все?
Вот, мне сегодня сказали, что видели женщину, пьяную женщину в женский день: ее с одной стороны поддерживал мужчина, вероятно муж, а с другой стороны ребенок. А она шла, шатаясь. Можно сказать: ах, какая негодяйка, ах, какая... и выругать ее до последней степени. Но не надо. Не надо! Жалейте. Жалейте! Это несчастнейший человек! Несчастная она, несчастный муж, несчастные дети! Дело не в том, чтобы их судить, дело не в том, чтобы таких топтать, а дело в том, чтобы им послужить, чтобы их поднимать рукою помощи. Но поднимать не так, чтобы свалиться и быть внизу, не поднимать, как нас поднимают, поднимая сверху вниз, так они себя могут только погубить, а поднимать так: опускаясь вниз, вниз, ниже этих людей, самых плохих, самых, кажется, уже темных; вот, смиряясь, смиряясь до конца, смиряясь до смерти во Христе!
Вот каков путь, путь внутреннего делания, путь, который был завещан нам Антонием и Феодосием Печерскими, прп. Сергием, прп. Нилом Сорским и нашим почти современником прп. Серафимом. Вот этот Серафимовский дух, этот Сергиевский дух, этот Ниловский дух, этот киевский дух он должен в нас богато возрастать, и тогда, дорогие мои, мы с вами воспрянем и жизнь наша преобразится. Мы почувствуем Христову любовь, разлитую в жизни, мы увидим образ Христов в каждом человеке, а больше счастья, чем это, быть не может!
Вот так мы и должны закончить нашу жизнь. Вот таково место христианина в современной жизни.
Да хранит вас всех Господь!
* Имеется в виду смена высшей власти. Ред.