Я разучилась плакать. Лишь во сне
Могу безудержно скакать на призрачном коне
С мечом в руке. Война.
Как страшно мне порой проснуться,
Оставить сон, мой меч и окунуться
В прощальный вальс, круговорот, безумцев пиршество.
Отрадно лишь одно, что конь мой верный.
И меч калёный из огня
Я снова обрету, во сне себя губя.
И снова в бой, и снова утешенья ищу я.
Боже, ну зачем сомненья
Ты в сердце посылаешь вновь?
Любовь и призрачное отчужденье
Могу безудержно скакать на призрачном коне
С мечом в руке. Война.
Как страшно мне порой проснуться,
Оставить сон, мой меч и окунуться
В прощальный вальс, круговорот, безумцев пиршество.
Отрадно лишь одно, что конь мой верный.
И меч калёный из огня
Я снова обрету, во сне себя губя.
И снова в бой, и снова утешенья ищу я.
Боже, ну зачем сомненья
Ты в сердце посылаешь вновь?
Любовь и призрачное отчужденье
***
Её жизнь начиналась совершенно обычно в маленьком северном, полном ветрами, городке. Мама, увидев ее в первый раз, ни на секунду не задумываясь, сразу поняла, что назовет дочь Серафимой.
Серафима росла тихой девочкой, но была в ней какая - то необъяснимая твердость, какая - то тайная сила, помогающая ей понимать глубже, заставляющая ее искать скрытый смысл, видеть знаки, ощущать суть всего происходящего вокруг.
Она никогда не боялась.
В ней жила глубокая уверенность, что с ней никогда ничего не случится. Она знала, что ее ведут за руку и неважно мама это или тот красивый дядя, которого она увидела первый раз, когда ее крестили.
Она хотела рассказать маме, что теперь она часто видит ангела, рассказать ей про то, чему он ее учит и в каком красивом месте они гуляют. Но ангел просил ее молчать об этом.
Ты еще маленькая,- говорил он,- придет время, ты сможешь сама решать. А пока никто не должен знать про меня и про то, чему я тебя учу.
***
Острая боль в плече заставила её проснуться. Серафима с усилием открыла глаза, села на кровати и осмотрела плечо. Полоса пореза сильно кровоточила. Рана была глубокая, аккуратная, как от лезвия бритвы.
Зацепил,- прошептала она.
Голова жутко болела. В висках стучало. Она с трудом встала с кровати и подошла к окну. Утро было хмурое, шёл противный мелкий дождь. Она глубоко вздохнула. Ещё один день жизни отвоёван. Лицо её было напряжено, сосредоточено, глаза внимательно осматривали двор за окном.
Всё нормально,- подумала она, - пока нормально,- тут же поправив себя.
Рана беспокоила её. Уже второй раз он её достал. Она теряет форму или он становится быстрее и сильнее? Мысли роились в голове, наскакивая одна на другую, от чего в висках стучало ещё больнее.
Та прошлая рана на спине, полученная, когда он сумел обойти Серафиму сзади и его меч вспорол её кольчугу под лопаткой, до сих пор давала о себе знать.
В тот раз Серафима осознала, что кольчуга её больше не защитит, от его меча она больше не спасала. Кирилл лечил её почти два месяца, в рану попал яд и она сильно гноилась. Святая вода не помогала и Кирилл часами варил на кухне некое снадобье, которое, шутя, называл «супергербалайфом».
Лекарство наносил на рану почти каждый час, лишь тогда она начала затягиваться. Всё это время Серафиме пришлось отсиживаться в третьей зоне. Это была пытка, но выбора не было, сражаться она не могла. Воспоминания о третьей зоне заставили Серафиму съёжиться.
Бог знает сколько бы она простояла в оцепенении, если бы не резкий настойчивый стук в дверь. Серафима вздрогнула, постояла секунду в замешательстве, потом быстро подошла к шкафу. Точным, отработанным движением руки достала пояс, быстро обвязала его вокруг талии. Стук стал ещё громче, это был уже грохот. Она достала склянку со святой водой и быстро, уверенно подошла к двери.
-Что Вам нужно?- спросила она громко.
-Сима, открой. Это я. послышался обрадованный голос Кирилла из-за двери.
Она повернула ключ в замке, не снимая цепочки, дёрнула дверь на себя и заглянула в образовавшуюся щель. Действительно, на пороге стоял Кирилл. Она посмотрела на него удивлённо.
-Как ты вошёл?
-Три часа торчал у подъезда, вот как! ответил он нервно - Может ты уже меня впустишь?
Она сняла цепочку и распахнула дверь. Кирилл быстро зашёл, закрыл дверь и начал осматривать Серафиму цепким взглядом с головы до ног. Радость его уже прошла, теперь он сердился. Он прошёл на кухню, Сима побрела за ним, чувствуя, что скажет он сейчас много того, о чём будет потом жалеть и стыдиться. Она улыбнулась этой мысли.
Кирилл уже раскладывал на столе свои склянки с ингредиентами для приготовления «супергербалайфа» и как только Серафима появилась на пороге кухни, закричал.
-Ты с ума сошла? Что ты себе думаешь? Сотовый выключен! Домофон сломан! Что я должен думать?! Хорошо, что ты в состоянии открыть дверь
-Иначе ты бы её выломал,- улыбнувшись, продолжила она за него.
Он осёкся и поймал её взгляд. Она не любила, когда он смотрел ей в глаза, так она не могла ему врать. Она знала, что виновата, что не проверила вчера, ложась спать, заряжен ли сотовый. Она обещала ещё неделю назад сделать для Кирилла вторую пару ключей, но не сделала. Она знала, что Кирилл отвечает за неё перед самим собой и , не менее строго, перед тем, кого она никогда не видела- её начальством. Кирилл любил её, она это знала, но они никогда об этом не говорили. Никогда.
Я испугался,- тихо сказал он,- сегодня я опять был там с тобой. Почему это происходит, не понимаю. Это так страшно. Я ничего не мог сделать, как и в прошлый раз, просто стоял, смотрел на тебя и молился, чтобы ты осталась жива. Я не мог не смотреть, не мог ничего сделать, ничего. Их так много. Он так силёнМне страшно за тебя
Он опять осёкся и тут же, очнувшись и спохватившись, подбежал к ней и начал осматривать её плечо и рану. Увидев, что рана уже воспалилась, поморщился и побледнел.
Прости, я дурак, - прошептал он.- Иди, ложись. Я сейчас приду. Надо срочно промыть святой водой.
Серафима слабо улыбнулась и медленно побрела в комнату, мысленно благодаря Бога за Кирилла.
Она тоже не знала, как и почему он оказывался во второй зоне да ещё именно тогда, когда её ранили. Это её беспокоило. Он мог пострадать, он не воин. Кроме того у него были обязанности в зоне равновесия и его выпадения могли создать проблемы, как ему, так и ей...
(продолжение следует)
