Володькина Ефросиния Киреевна
"Потому что вам дано ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него" (Фил. 1:29).
Вековые дремучие леса простираются из края в край на необъятных просторах России, от восхода солнца и до заката его. На западе Смоленщины на лесных полянах то тут то там встречаются серенькие деревушки с островерхими колокольнями православных храмов, промеж которых пролегла широкая Смоленская дорога, пробравшись сквозь густые леса.
В 1886 году в селе Никулино в убежденной православной семье Володькина Якова родился сын, которого назвали Киреем. Шли годы, мальчик успешно развивался на радость своим родителям.
Сельскую школу закончил с великим успехом, чего не могла не заметить администрация по образованию, что способствовало молодому Кирею стать учителем в начальной сельской школе. Кирей Яковлевич воспитывался в глубоко убежденной православной семье, но душа его желала чего-то большего и совершенного, чего не могло дать ей православие.
По этой-то причине Кирей не скрывал своего неудовлетворения от своих родителей. Желание познать истину взяло верх, и однажды он заявил своим родителям, что решил отправиться в Киевские Лавры и постричься в монашеское братство. В монастырской семье нашлось место для молодого монаха. Шло время в стенах монастыря. Кирей внимательно наблюдал за жизнью и порядком в монастыре. Все, вместе взятое, позже разочаровало молодого монаха и он покинул видимую святость и пышность, которая не достигала его души.
Кирей перешел через длинный мост, оказавшись на левобережье Днепра и, оглянувшись на златоглавые Лавры, которые горели в ослепительных лучах восходящего солнца, грустно улыбнулся и тихо сказал: «под кров их мне возврата нет!»
Мягкое солнечное тепло делало приятным воскресное утро. Кирей, не спеша шагая по городу, решил, что он все исследовал, только душу успокоить не удалось. И так шагал он шаг за шагом со своей неотступной спутницей грустью, как вдруг с открытых окон рядом находящегося дома до его слуха донеслась приятная мелодия. Кирей остановился, прислушался, и тут же всей душой потянулся на звук призывного гимна:
О, приди, заблудший грешник, вот Иисус тебя зовет. И как всяких благ споспешик, радость в душу Он прольёт.
Его исполняли Евангельские христиане, прохановского направления. Жаждущая душа ликовала, услыхав властный призыв благодати Христа.
С этого благословенного воскресного утра для молодого Кирея начался отсчет новой жизни, жизни во Христе Иисусе. Неоднократная встреча с братом Иваном Степановичем Прохановым, духовные беседы окрылили его на Евангельском поприще на всю его жизнь.
Кирей вернулся в родное село уже не учителем сельской школы, а учеником Евангелия благодати Христа.
После долгой разлуки родители встретили с великим восторгом любимого сына, но ликование было недолгим. После краткой беседы сын и родители вышли на перекресток религиозного убеждения, и тут-то столкнулись две силы один против двоих и двое против одного. Вначале шли бурные дискуссии, родители всеми силами отстаивали православную веру своих отцов, которой и сами держались насмерть, но по мере того, как сын изъяснял Евангелие, дискуссии все больше и больше переходили в мирные беседы.
И вот однажды мать первая не устояла в православии. Она с благоговением преклонила колени, приняв благодать Христову. Отец, глядя на мать, не скрывал своего одобрения, потом и сам, как зрелый сноп, упал у ног Христа, не стыдясь своих обильных слез раскаяния. Итак, впервые семена Голгофской жертвы дали благословенные всходы на Смоленщине.
Шло время, под действием Духа Святого число верующих умножалось в селе Никулино и в соседних селах. Но к концу двадцатого десятилетия и в начале тридцатых годов началось массовое гонение на верующих и закрытие молитвенных домов.
Наступил 1937 год, год великих испытаний, со скорбью вспоминала сестра Евфросиния, дочь Киреева. В ту пору нас было восемь душ детей; старшей сестричке было 16 лет, а самой младшей, Аннушке 4 годика. Папа наш, Кирей Яковлевич Володькин, был активный служитель на ниве Божьей.
26 июля 1937 года настала самая мрачная и темная ночь для нашей семьи, ночь скорбей и страданий. Далеко за полночь раздался тревожный и властный стук в дверь, который явно не предвещал добра. Отец, предчувствуя лихую участь, покорно пошел ей навстречу. Едва он открыл дверь, как ворвались вооруженные чекисты, торопливо предъявив ордер на обыск.
Отцу приказали сесть на табуретку посреди комнаты и не шевелиться, а матери и нам, проснувшимся детям, молчать и не двигаться с мест своих. После этого начался обыск, или точнее, произвол и злоумышленный беспорядок. Якобы искали огнестрельное оружие или какие-либо вещи, которые указывали бы на антисоветчину. Ни того ни другого не нашли, однако, это не помешало арестовать нашего отца. Всю духовную литературу, а заодно и все школьные учебники, небрежно свалили в мешок, приказав отцу снести это к машине, стоявшей в конце села. Погрузили в машину мешок, а заодно и отца, за которым закрыли железную дверь «черного ворона».
Бессонный остаток ночи провели в слезах с матерью мы, осиротевшие дети.
Спозаранку, по свежим следам, мать пошла искать отца в Ершичинском райцентре, в милиции, в прокуратуре. Везде ответ был один: «Кирей Яковлевич Володькин к нам не поступал», или просто: «такого у нас нет!»
В Смоленске, в областной прокуратуре, ответ был тот же.
Несколько дней спустя после ареста отца в районной газете «Правда полей» была напечатана статья под заглавием: «Контреволюционер», в которой сообщалось: «благодаря бдительности органов НКВД, задержан главарь контрреволюционеров, Кирей Яковлевич Володькин и его сообщники» и т. д.
После этой статьи нас стали сторониться даже и некоторые верующие. Не утихли людские суды и пересуды в селе, как надвинулась черная туча и все выбило градом в нашем огороде, пуще всех людей в селе. Многие сельчане приходили смотреть и убедившись в факте стихийного наказания - уходили молча в недоумении... Но, как оказалось позже, чаша страданий далеко еще не была нами испита до дна. Еще не все высохли лужи от предыдущей грозы, как в глубокую темную ночь разразилась страшная гроза, раздался оглушительный раскат грома. Прорезав ночной мрак, ослепительная молния охватила со всех сторон наш сарай, и он, несмотря на проливной дождь, горел как свеча! Корова, овцы и все, что было в нем, сгорело. Восемь душ детей остались без отца, без хлебной опоры. Потрясенные ужасом, окружив мать все мы плакали навзрыд.
После всех этих стихийных бедствий не только неверующие, но и многие верующие, поколебавшись, старались нашу семью не замечать. Слава Богу, были и те, которые, преодолевая страх и угрозу безбожных властей, как только могли, разделяли нашу участь.
Вспоминая прошлое, сестра Евфросиния Киреевна продолжала свой рассказ: молитвенные дома по всей Смоленщине закрыли, многих братьев забрали, как и нашего отца, судьба которых покрыта тайной. Проводить служение было некому, и по этой причине мне пришлось продолжить Богослужение моего отца. Собирались в нашем доме небольшой группой по ночам, закрывали окна, тихо пели гимны, при слабеньком свете читали Слово Божие, за все благодарили Бога, не скупясь на слезы. Под покровом ночи уходили по одному, как и собирались.
Конспирация наша не долго продолжалась. Впрочем, ничего нет тайного, что не стало бы явным, так Христос сказал. Стали нашу группку беспокоить «блюстители порядка», неоднократно строго-настрого предупреждали меня прекратить духовную деятельность. Я всякий раз отвечала: мы призваны Богом возвещать Евангелие Христово во спасение всем народам. Врагу душ человеческих это не нравилось, поэтому решили разобщить нашу семью. Взрослых моих братьев и сестер направили в разные стороны по области, и даже по Союзу, кого в ФЗУ, кого на разные строительные работы. Брата Петра забрали в армию, где его осудили на десять лет за отказ от оружия. В его юные годы ему пришлось немало пережить трудностей сталинского периода правления.
Злая участь не обошла и меня. В 1958 г в Рославле меня осудили по 58 статье, часть 2, на 7 лет трудовых лагерей за то, что я продолжала труд моего отца. И только через 52 года я узнала в КГБ в Смоленске, что отца нашего расстреляли 8 октября 1937 г., т.е. через 74 дня со дня его ареста в Рославле.
В годы Горбачевского правления отца нашего реабилитировали, сняли судимость из-за отсутствия состава преступления, выплатили средний двухмесячный заработок колхозника 250 рублей.
Сестра Евфросиния Киреевна тихо сказала: Слава Богу, отец наш запечатлел свою любовь и верность нашему Господу кровью своей, оставив пример своим детям.
По ее лицу струились слезы. Кто знает, плакала она о прошлом, или это были слезы благодарности Богу за то, что Он дал им силы не отречься в годы тяжелых испытаний. Впрочем, возможно то и другое.
"Верные до конца в сталинсую эпоху" В.О. Вивсик