Вывсик Василий Онуфреивич по рассказу ЧЕРКАШИНА Петра Николаевича, участника и очевидца описанных событий.

Тихо догорал розовый закат, озаряя собой далекий горизонт голубого неба над Калифорнийской долиной. Жара июньского дня не торопясь тихо угасала. Петр Николаевич Черкашин, шаркая ногами, медленно вышел на балкон: перед его взором с четвертого этажа открылся горизонт таинственного мира, в котором хранились тайны, сокрытые от предвечных времен.
Как всегда, Петр Николаевич, не забыл проявить свою заботливость и пригласил меня сесть на свободный стул рядом с ним. Я с благодарностью занял предложенное мне место, и, по своему обыкновению, приготовился слушать его очередной жизненный рассказ, который отличался не только интересным содержанием, но и затрагивал глубокие вопросы человеческой истории.
Направив задумчивый взор поверх очков, низко сидевших на переносице с мутными от пота стеклами, Петр Николаевич предался грустным воспоминаниям. Наконец тихо, словно боясь кого разбудить, он начал свой рассказ:
«Примерно в такую же прекрасную пору, как сейчас, хотя это было почти семь десятилетий назад, случилось то, чего на своем длинном пути мировая история не ведала».
Эти слова меня насторожили. Его согнутые плечи под тяжестью прожитых трудных лет вздрагивали: он плакал! Из груди его то и дело вырывался тяжелый глухой стон. Не скоро ему удалось прервать тягостную паузу. Наконец, глубоко вздохнув, он с горечью проговорил: «О, если бы его постигла смерть от яда гремучей змеи или истек он кровью от ран, пав в неравном бою за честь людскую, за Родину свою, я бы смирился, как смиряются многие миллионы людей, но он умер в расцвете юности, в свои не полные двадцать лет! Это был мой родной братишка, на три года моложе меня. Я 1910-го, а он 1913-го года рождения, высокий, стройный, с широкими развернутыми богатырскими плечами, его красивую голову венчала темно русая пышная шевелюра, его правильные красивые черты лица особо подчеркивал прямой красивый нос и светлые голубые глаза убедительно свидетельствовали о высокой нравственности не искушенного пороком юноши. Ваню Черкашина издали угадывал мал и стар по его легкой спортивной походке».
Петр Николаевич замолк. На его строгом лице легла задумчивая тень, и я не желал прерывать его своими вопросами, зная, что он ищет в памяти что-то важное. Наконец тихим голосом, как в былые Советские времена, он сказал: «Вот послушай, Василий, какие ужасы произвела революция. Ленин учредил награду в 100 тысяч рублей за каждого повешенного помещика, кулака или попа, о чем свидетельствует и книга "Рассекреченный Ленин". Из этого нетрудно сделать вывод, что только по его указу погибли сотни тысяч ни в чем неповинных людей. Все это не могло не отразиться на нравственных и духовных устоях народных масс.
По Ленинским кровавым следам пошел и его преемник Иосиф Виссарионович Сталин. К концу 20-х и в начале 30-х годов под руководством Сталина и его правительства был развернут зловещий план насильственной коллективизации. Притом, осуществить его надлежало в кратчайшие сроки. Для этого нужно было мирных тружеников села поставить на колени в полном рабском повиновении. Из-за высоких кремлевских стен во все концы огромной страны понеслись соответствующие директивы в Обкомы и Райкомы, а также в Сельские Советы, возглавляемые так называемыми «комбедами» (комитетами сельский бедноты). Эти комитеты, вместе с районными представителями, решали судьбы односельчан тех, кто, благодаря своему трудолюбию, выглядели лучше на фоне неудачной бедноты.

Этих достойных тружеников села объявляли кулаками и классовыми врагами, и комитеты бедноты единогласно выносили решение об их раскулачивании. В каждом селе было пять-шесть семей, подлежащих раскулачиванию, а иногда и больше, всё зависело от решения районного представителя и местной власти.
Как бы то не было, от «кулаков» избавились! Отгрузили их, как скот, в товарные вагоны и развезли в самые отдаленные, безлюдные места: одних а глухую таежную Сибирь, других а голые степи Караганды. Чтобы укрыться от буйных осенних ветров и холодных дождей, а летом от зноя, ссыльные рыли ямы и строили землянки. Там, в сырых ямах, находили приют и стар и мал; там умирала роженица и младенец у бездыханной материнской груди.
Но безбожному, чело­веконенавистническому правительству этих жертв было мало. В конце 1932-го и начале 1933-го годов Кремлевский аппарат во главе с "вождем всех народов", товарищем Сталиным, повсеместно разослал строгие указания: «под метелку забрать хлеб у людей». С этой целью были созданы специальные бригады, которые ходили из хаты в хату и забирали всякое зерно и все виды бобовых культур, не внимая мольбам и слезам даже малых детей.
Таким образом в короткий срок сельское население лишилось всякой хлебной опоры. Основное бедствие, вызванное этими поборами, выпало на долю украинского народа.

С весны 1933 года потянулись длинные голодные дни. Мучительная голодная смерть не заставила себя долго ждать. Она валила с ног даже самих отборных и сильных мужиков. Малые дети и подростки, как сонные, бродили по селу, прося подаяния у таких же, как и они, голодных и умирающих. На свои просьбы они слышали один и тот же ответ: "Мы тоже обречены на голодную смерть! Уже давно у нас нет ни крошки хлеба".
То тут то там можно было видеть людей, присевших или прилегших у забора, чтобы отдохнуть и потом снова продолжать свой путь в поисках хлеба, но увы, силы их оставили и подняться они уже не могли. На проселочных дорогах повсюду валялись трупы.
Немало их было и на колхозных полях, где люди падали замертво, работая из последних сил. Голодная смерть не обошла и нашего села Миловое с райцентром Бабровский. Да и вся Курская область, как и вся западная часть Союза оказалась под этим тягостным проклятием Кремля.
Наш дом также посетила "гостья с косой": первой умерла мать, затем не устоял перед голодной смертью отец. Отчаянно боролся за жизнь и Ванюша, мой дорогой и любимый брат. В свои неполные двадцать лет он до последний минуты просил дать ему хоть маленькую корку хлеба, чтобы хоть раз чего-то откусить. Ослабевшим голосом он умоляюще просил: "Петька, братик, дай хлебушка! Я жить хочу!" Но я не мог ничего ему дать, так как не помнил, когда сам последний раз кушал.

На востоке разгорался серебристый рассвет, приближалось утро июньского дня, из рощи доносилась прощальная соловьиная трель. Я подошел к постели на которой покоился мой братишка: бывшие молодые сильные руки неподвижно лежали на груди, сомкнутые глаза прикрыты длинными ресницами, раскинутые черные брови ярко выделялись на мраморном бледном челе, едва сведенные губы напоминали живую улыбку, однако, больше эти губы не шевелились и хлеба больше они не просили.
Печальная весть долетела до немногих оставшихся в живых односельчан, кто-то эту роковую весть понес на поле, где проводились прополочные работы на колхозном поле. Услыхав, что Ваня Черкашин умер, Аня бросила тяпку и побежала в село. Во дворе Черкашиных толпившиеся люди уступили ей дорогу, так как все знали, что это была невеста Вани. Наступила тишина: взгляды всех были устремлены на Аню. Она тихо подошла, как-будто боясь разбудить уснувшего... Ее губы, побелевшие словно мел, слегка шевелились. Она что-то тихо шептала, затем внезапно вскричала: "ПУСКАЙ РАССУДИТ НЕБО!" и, словно подкошенный тростник, упала на грудь Вани и затихла. Это были ее последние слова. Лихая смерть холодной рукой отняла жизнь и у этого прекрасного создания, покрыв всё могильным холмом».
Рассказчик замолк. Он часто дышал: видно, глубокая рана прошлого не переставала кровоточить.

«Да, многозначительно произнес Петр Николаевич, как бы подытожив вышесказанное, кто может знать, сколько миллионов невинных жертв людских пали от голода! Сколько замучено каторжным трудом! Сколько расстрелянных в тюремных подвалах! Кто измеряет потоки крови людской? Кто??? Да, есть Тот, Кто обозревает Вселенную, от очей Которого ничего не сокрыто. Он слышит стоны и вопли страдальцев земли. Бог сказал: "Я взыщу... душу человека от руки человека, от руки брата его"» (Быт. 9:5).
Петр Николаевич закрыл Библию и бережно положил ее на стол. Сложив молитвенно руки, он стал вдохновенно благодарить Бога. Я простился с ним и его спутницей Анной Степановной, и ушел под гнетом трагичной истории, зная, что именно атеизм, то есть безбожие, которое поставило целью вытравить имя Бога из человеческого сознания, произвело эту небывалую дикость и жестокость в столь огромных масштабах. И тем не менее, миллионы людей сознательно клялись ценой своей жизни и до последней капли крови поддерживать и защищать этот безбожный порядок, а теперь эти же люди обвиняют Бога в том, что именно Он допустил все эти бедствия.
Ничему не научившись, человечество снова «на всех парах» устремляется к атеизму, пока эта идеология снова не разрядится новыми, еще более страшными бедствиями для всего человечества.
Так будет продолжаться до тех пор, пока Господь не произведет суд над этим безбожным и отступившим от истины миром, когда Он воздаст каждому по делам его и сотворит всё новое (Отк. 21:5).

Журнал "Вифания"