Основание в Слове

В начале было Слово и Слово было Бог. Стоя перед Спасителем Понтий Пилат задал Последнему наверное самый трагический вопрос в своей жизни: «Что есть истина». Он так и не познал Истину, которая стояла перед ним в лице Сына Божия, Спасителя мира. Римская культура и мышление, как и наша современная постмодернистская ментальность, предусматривающая плюрализм мнений и толерантное отношение к любой, самой абсурдной идее, не оставляет места абсолютной Истине, предпочитая рассматривать равноправие «различных истин». У каждого «своя правда». Но Правда может быть только одна.

Помимо ее субъективного переживания, существует ее объективное бытие, принятие или отвержение которой влияет на положение человека в Вечности. Пилат свой выбор сделал и его вечная участь была решена. Его судьба была решена там в претории, где судили Иисуса, он судил Истину. Пилат же наивно полагал, что это он вершит судьбу Галилеянина. Священное Писание называет Церковь столпом и утверждением Истины, Её хранительницей и воплощением. Истина заключается в том, что церковь есть мистическое Тело Христово, Тело Логоса, живущее этим Словом и основывающая свою жизнь на этом Слове. Церковь, как и Бог в этом смысле никогда не бывает в поругании. «Врата ада не одолеют ее», - учит Спаситель. Аугсбургское исповедание утверждает невидимую природу Вселенской церкви, которая состоит из всех верующих в Спасителя и в которой «Господь знает своих», «народ, которого не счесть», как называет его пророк Валаам. Пока «двое или трое собраны вокруг Слова» и спасительных Таинств они мистическим образом составляют Тело Господне. Когда они, двое-трое или более, отвергают это Слово, они теряют эту природу. Иоанн грозно предупреждает в последней главе Откровения: «кто прибавит, или отнимет что от слов книги сей не наследует Царства», а участь его весьма печальна. Хранить неоскверненным это Слово и есть то, о чем апостол пишет: «Со страхом совершать свое спасение». Без Слова группа превращается в собрание, тщетно ищущих истины, которые в конце истории этого мира услышат самые страшные слова, которые можно услышать из уст Господа: «Отойдите от Меня, делающие беззаконие, Я никогда не знал вас».

Возврат к Слову было главной идеей Великой Реформации. Sola scriptura!Только Писание! Почистим корабль нашей веры, дабы не потерпеть кораблекрушения. Рассмотрим себя глазами Бога и примем Его, а не наши представления о Нем. Церковь, принимающая Аугсбургское исповедание веры, не отвергает церковное предание и традиции, но выше них, как более авторитетное ставит Писание. Следование первым в ущерб учению Библии есть не только предательство Реформации, но и противостояние Богу. Печальное положение и поражение современного лютеранства имеет в себе только одну причину - отступление от Слова. Кризис всего протестантизма - в отходе от идей Великой Реформации. Церковь Аугсбургского исповедания, или как ее еще называют Евангелическо-Лютеранская церковь, действительно обладающая учением Слова и по Слову нуждается сегодня не в новых либеральных или революционных преобразованиях, но в следовании Слову и декларируемым самой же доктринам.

Одним из отступлений от Слова в Евангелическо-Лютеранской церкви является ползущая, как змея контрреформации, ложная и антибиблейская эклесиология, берущая свое основание не в учении Священного Писания, но в человеческих традициях, о которые святой Апостол Павел определяет как «мудрость человеческую, бесовскую». Наиболее гадко этот процесс проявляется в молодых лютеранских церквях, появившихся на территории бывшего СССР за последние 15-20 лет. Новообращенным всегда свойственен максимализм, как необдуманные поступки свойственны юности. Характерной чертой молодой лютеранской церкви в Восточной Европе (молодой в том смысле, что ей пришлось начинать все заново после практически тотального истребления в СССР) является «нео-папоцентризм», учение об исключительных правах и полномочиях епископа, а также «учение о святых отцах», или об исключительной роли «рукоположенного клира» по отношению к простым верующим «мирянам»). Последнее есть ничто иное, как самое откровенное надругательство над откровениями Великой Реформации и отвержение библейского учения о «всеобщем священстве верующих». Само существование деления Тела Господня на особый «клир» и не выдающихся «мирян» унизительно для Церкви. Традиционность ,-учил Лютер,- хороша до тех пор, пока она не вступает в конфликт с Писанием. Желая быть традиционной и при этом верной евангелическим истинам, лютеранская церковь находится в величайшей опасности, копируя католическую и православную модели, не только утерять собственную идентичность, но и саму Истину, а с ней оправданность своего существования.


Преемственность.

Всё в этом мире, видимом и невидимом, сотворено по воле Бога и в соответствии с Его совершенным планом. Все несовершенства результат действий противника и лишь подчеркивают совершенство первоначального замысла. Все формы социальных отношений, включая и церковь, строятся на основании делегации власти. Монархическая система управления обществом строится на принципе делегации монархом части своей власти подданным и слугам. Демократии устроены таким образом, что «власть народная» делегируется отдельным его «избранникам». Не будем рассматривать в данном случае вопросы злоупотреблений, но сконцентрируемся прежде всего на самом принципе делегирования. В эпизоде с исцелением слуги римского сотника, который описывает Марк, говорится, что Иисус крайне удивился, услышав ответ этого прозелита: «Не утруждай себя,Господи, но скажи только слово. Ибо и я подвластный человек, но если отдаю приказ, то солдаты исполняют его». Реакция Иисуса была незамедлительной: «и в Израиле я не нашел такой веры». Этот прозелит осознал формулу устройства Вселенной и смирился перед откровением Божиим. Эта формула заключается в делегации власти. Апостол Павел напишет в послании к Римлянам: «нет власти не от Бога» и «начальник есть Божий слуга». У пророка Даниила мы читаем о «рабе Божием Кире», о языческом царе, которому, согласно Провидения, была делегирована власть от Бога, чтобы исполнились Его планы. Именно по этому мы молимся за власти каждый раз во время литургии и в домашних правилах, признавая законность существующих порядков. Не следующих правилу делегации власти общество называет террористами, или более мягко «повстанцами» (если к последним есть симпатия большинства общества или заинтересованной стороны, которые склоняются признать за последними право преобразоваться в законную власть, то есть желают им эту власть делегировать). Заключительные слова Спасителя ученикам перед тем как Он вознесся на небеса Церковь называет «Великим поручением Иисуса Христа» (Мтф 28:18-20). Интересно, что Иисус аргументирует необходимость проповедовать Евангелие, крестить и учить верующих тем, что «Ему дана всякая власть на небесах и на земле». Право проповеди делегировано Церкви Самим Царем царей и Господом господствующих, Господином Вселенной. Есть серьезные основания и власть быть миссионером - повеление Бога
делать это. Далее Иисус говорит: «и се Я с вами», то есть всякий раз, когда будут возникать сомнения в правомочности ваших действий для распространения Евангелия, вы можете апеллировать к Тому, Кто вас послал. А Марк в 16 главе своего Евангелия конкретизирует это высказывание Иисуса, говоря, что «верующих (то есть их делегированные действия, направленные на распространение Евангелия) будут сопровождать знамения и чудеса». Власть провозглашать Царство Небесное и правду о нем Господь делегировал Своей Церкви. Это то, что мы называем «властью
ключей». Кто есть эта церковь?

Католическо-православное богословие утверждает учение о так называемом «граде небесном» и «граде земном». Под первым подразумевается собрание тех, кого терминологией чиновников Советского Союза, можно было бы назвать «служителями культа», то есть профессиональных служителей. Вторая категория - все остальные. Первая и есть собственно церковь. Самые же совершенные в ней - те, кто «сподобился ангельского чина», то есть монашествующие. Прочие верующие - не совершенные.Это одна из причин, почему в папском католицизме только «клир» причащается за мессой хлебом и вином, в то время как «мирянам» позволяется принимать лишь освященный хлеб. Ложное богословие утверждает, что «власть ключей» дана именно этой первой категории верующих, то есть «клиру». А папизм доводит идею до логической формулы Спаситель дал власть ключей Петру, а тот передал ее мистическим образом через своих последователей епископу Рима. Таким образом, вся власть, делегированная Господом церкви, принадлежит римско-католической версии христианства. Обратим внимание еще раз, все свои претензии на мировое лидерство католическая церковь связывает именно с неправильно понятой и принятой «делегацией власти Бога римскому первосвященнику». Именно поэтому одним из титулов папы (который впрочем в последние 50 лет католики стараются не упоминать) Vicarius Fili Dei (Наместник Сына Божия). Православная модель, в особенности русское православие (отчасти это связано с историческим влиянием коммунистического времени) стремительно копирует католическое устройство. При декларации соборности вся фактическая власть в церкви принадлежит клиру, а если быть точнее «владыкам», так в православной традиции называются епископы. Епископы в РПЦ не просто надсмотрщики за жизнью общины, но полноправные «цари и боги» в пределах своего диоцеза. Миряне не решают равным счетом ничего в жизни этой церкви. Возрождающаяся лютеранская церковь на территории бывшего СССР (не будем принимать во внимание этнические образования, навязываемые извне; их существование временно), пытаясь решить проблему комплекса меньшинства, стремительно и неумело копирует католическо-православную модель и эклесиологию. Но истина состоит в том, что действительная традиционность заключается в следовании учению Писания, а не традициям, ему противоречащим.

Что есть Церковь, которой делегирована власть провозглашать Евангелие и отпускать грехи? Согласно Писанию - это верующие (двое минимальное количество), которые собраны «во имя Его..», вокруг его Слова и Таинств. И им дана власть! От куда они появились. Писание говорит: «от Бога родились» (Ефесянам). Бог сотворяет свою церковь, подавая спасительную веру «где хочет, кому хочет и когда хочет». Дар веры и Таинство крещения делает человека полноправным членом этого удивительного сообщества, которое мы называем Телом Христа и согласно послания Апостола Петра «царем и священником». И двоим или троим таким же как он (или она) Господь и делегирует свою власть «провозглашать Евангелие». Они вправе совершать согласно Писания и на основании данной им Богом вере Таинства и выдвигать из среды своей тех, кто от их лица будет их совершать, а также от их лица и их властью и Господа провозглашать проповедь о Царстве.

К свободе призваны вы!

Иисус подчеркнул в своей знаменитой Нагорной проповеди: «Или признайте дерево хорошим, или признайте его плохим - всякое дерево познается по плоду» и далее «всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь». Церковь, отступающая от чистоты учения Слова, не может приносить плод. Плачевное состояние большинства лютеранских общин в России яркое тому доказательство. Дерево неправильного учения и неверной эклесиологии следует признать
дурным.

Папизм или идея децентрализации Великой Реформации. Опыт женевского папы Жака Кальвина и современных харизматических лидеров «пап и подобных им епископов» свидетельствует о том,что рассматриваемый в настоящей статье вопрос не просто «еще одно мнение», которое имеет право на существование, как диктует нам постмодернистская философия. Отступление от Слова чревато серьезными последствиями и прежде всего «кораблекрушением в вере» для многих уверовавших, которые вместо обещанной свободы и жизни с избытком получают новое рабство из смеси амбиций и заблуждений человека, узурпировавшего власть, данную Богом всей Церкви.

Уникальность лютеранского учения, как наиболее последовательного изложения учения Иисуса Христа и Библии состоит в откровении о свободе, дарованной Богом,от власти греха и от любой иной власти, кроме установленной Им самим, то есть свободы от власти дьявола. «Не делайтесь вновь рабами человеков»,- предостерегает святой Апостол Павел. Ветхий завет провозглашает: «Проклят всякий, надеющийся на
человека». Одной из отвратительных неправд папизма является учение о невозможности иметь прямые отношения с Богом без посредства папы, который делегирует часть своей власти «клиру» римско-католической церкви. Каждый верующий должен сделать выбор: иметь свободу быть в Боге или рабство оставаться в Адаме. Неважно в каком Адаме: откровенно грешном или грешном грехом религиозности без Бога или отступления от Него.

Свобода налагает помимо великих преимуществ большую ответственность. Писание называет верующих в Иисуса «царями и священниками». И те и другие обладают огромной властью и ограничены в своих действиях, «вынуждены» делать то, что подобает царям или священникам. Куда легче отдать эту ношу тем, кто «подумает о нас»: начальнику, правительству, клиру. Не это ли стало причиной более чем 70-ти летнего коммунистического режима в России, в свою очередь воспитывающего в своих подданных «рабский инфантилизм»? Свобода требует работы над собой и осознания своей истинной позиции и звания.

Апостолы, пророки, учителя.

В нижеприведенных строках мы постараемся разобраться в традициях ранней церкви относительно ее устройства и функционирования, а также о роли «клира» и «мирян». Один из принципов великой Реформации заключался в необходимости, как пишет об этом пророк Иеремия «остановиться на путях ваших», и распросить, где путь древний, чтобы идти по нему. Согласно исследованиям известного русского историка церкви Алексея Лебедева, в первохристианскую, главным образом, апостольскую, эпоху
существовали следующие церковные институты: апостолы (не прямые ученики Христовы), пророки и дидаскалы (учителя). Так, в I послании к Коринфянам (12, 28-29) святой Апостол Павел говорит: «Иных Бог поставил в церкви, во-первых, апостолами, во-вторых, пророками, в-третьих, учителями», и затем спрашивается «все ли апостолы, все ли пророки, все ли учителя?». В послании к Ефесянам (4, 11) тот же Павел пишет: «Он (Христос) поставил одних апостолами, других пророками, иных евангелистами, иных пастырями и учителями».

Апостолы, пророки и учителя существовали в церкви для служения обществу «словом». Их можно определить, как «глаголавших слово Божие» (Евр. 13, 7), возвещавших истины Христова учения, как с целью миссионерской, так и с целью назидания той или другой церкви (общины, конгрегации). При этом, их не избирала христианская община, но они были движимы к своему служению внутренним духовным побуждением (1 Иоанна 2 гл). Как происходило призвание к апостольству? На это имеем ясное указание в книге Деяний; вероятно, и в других случаях происходило призвание к служению апостольскому подобным же образом. В 13-й главе книги Деяний (ст. 1-4) рассказывается, что в Антиохии находилось пять мужей: Варнава, Симеон, Лукий, Манаил и Савл. Когда они проводили время в молитве и посте. Святой Дух указал, чтобы Варнава и Савл были определены для путешествия в целях распространения христианства. Варнава и Савл так и сделали после того, как прочие из числа упомянутых лиц возложили на них руки.

Пророки тоже не были избираемы от общины. Они являлись послушным орудием внутреннего призвания от Духа Святого. Чувствуя в себе призвание раскрывать и объяснять истины христианской веры для своих собратьев, они по внутреннему влечению делались проповедниками христианского учения между собратьями (I Кор. 14, 32. 37. 39) для того, чтобы укреплять их веру и возбуждать мужество верующих. Что касается призвания некоторых христиан к служению в качестве учителей, то не вполне ясно, как оно совершалось. Однако и здесь можно сделать основательную догадку. В послании Иакова говорится: «не многие делайтесь учителями, зная, что мы подвергаемся большему осуждению» (3, 1). Отсюда видно, что принятие на себя должности христианского учителя зависело от личного расположения верующего, но, разумеется, это расположение не считалось субъективным, а признавалось за особый благодатный дар, который призванный получил Свыше. Действительно, то или другое лицо есть истинный пророк или истинный учитель решение этого вопроса предоставлялось самому христианскому сообществу(общине) на основании особых апостольских правил и традиций, а также, в первую очередь, соответствия служения учению Библии.

Определяющей чертой апостолов, пророков и учителей было их действие под влиянием вдохновения Свыше. Учителя при этом, по-видимому, известны были в большей степени литературной деятельностью. Это, отчасти, видно из того, что некоторые древние писатели, например, Игнатий,Дионисий Александрийский, пишущие свои наставительные послания, замечают, что они пишут в назидание не как власть имеющие. Следовательно, письменная деятельность учителей представлялась для древнехристианских епископов явлением обычным и общеизвестным, представлялась даже как бы профессией названных лиц. Служения апостола, пророка и учителя не сливались и не смешивались одно с другим: это были разные должности, а не разные названия одних и тех же должностей. Это ясно как из посланий Павла, так, в особенности из текстов Didachе. Эти звания не были принадлежностью каких-либо немногих церквей, но они были в первые два века распространены по всей Церкви и составляли ее характерную черту. Если святой Апостол Павел говорит, что «Бог поставил иных в церкви, во-первых, апостолами», то он конечно же разумеет всю церковь: и иудейские области, и Рим, и Грецию,и Асию и т.д. Что касается вопроса о происхождении института апостолов, пророков и учителей, то нужно думать, что институт этот возник не вследствие
подражания, а вследствие свободного духовного творчества и следования Духу Святому первохристианских общин. Впрочем, нечто аналогичное можно найти в традициях иудаизма времен Рождества Христа. Так, у иудеев несомненно существовали «апостолы», которые, по поручению иудейских старейшин в Иерусалиме, странствовали между иудеями рассеяния, собирали с них дани в пользу иерусалимского храма, назидали общины и распространяли иудаизм между греками, делая из них прозелитов, о которых мы читаем в 6 главе Евангелия от Иоанна.

Апостолы первохристианской церкви были исключительно странствующими проповедниками (миссионерами). Это ясно видно из следующего предписания верующим в Didachе (гл. XI, ст. 4?5): «Всякого апостола, приходящего к вам, принимайте, как Господа, он не должен оставаться у вас более одного дня, а если нужно, то и два дня». Несомненно, таким образом, что и во II веке апостол не имел постоянного местопребывания. Апостолы непременно должны были отличаться полным бескорыстием. В Didacе говорится: «Апостол, отправляющийся в путь (после однодневного пребывания в какой-либо общине), не должен брать ничего, кроме хлеба, сколько нужно до дальнейшей переночевки; но если он потребует денег, то он лжепророк» (XI, 6). О том,что полное бескорыстие требовалось от непосредственных учеников Христа, известно также из Евангелия от Матфея (10, 9?10). Didachе и свидетельства Евсевия показывают, что требование решительного бескорыстия от апостолов - не учеников Христа, также осуществлялось. Вот выдержка из свидетельства Евсевия: «Много было тогда славных мужей, находившихся в первом порядке преемников апостольских. Как богодухновенные ученики таких предшественников, они продолжали созидать церкви на основаниях, положенных всюду апостолами: больше и больше распространяли проповедь и сеяли спасительные семена Небесного Царствия по пространству вселенной. Многие из них в то время, действием Божественного слова сильно увлекаемые к любомудрию, сперва исполняли спасительную заповедь, т. е. разделяли свои имущества бедным, а потом предпринимали путешествия и совершали дело благовестия, с ревностью возвещая Христа людям, вовсе еще не слышавшим слова
веры. Положив основания веры в каких-либо чуждых странах и поставив там пастырями других, с поручением возделывать там новонасаждение, сами они, сопровождаемые божественной благодатью, отходили в иные земли и к иным народам». По именам же таких проповедников Евсевий (III, 37 и V, 10) знает очень немногих: из начала II века - Кодрата, а из второй половины II века - Пантена. Из приведенного места Евсевия прежде всего открывается, что апостолы перед отправлением на проповедь имели обыкновение раздавать все свое имущество, т. е. окончательно отказываться от всякой корысти.

У апостола Павла и в Didachе при исчислении важнейших представителей церковного авторитета за апостолами следуют пророки. Это знак, что пророки были также очень важными лицами в иерархи первой церкви. От пророков, при их служении церкви, требовалось прежде всего бескорыстие. В Didachе на этот счет замечается: «Если пророк говорит: «дай мне денег или что-либо другое», не слушайте его» (XI, 12). Но из этого, однако, не следует, что аскетизм должен быть отличительной чертой пророков, как увидим ниже. Это далеко не так. От странствующих апостолов пророки отличались не только особенным духовным дарованием «говорить в духе» (XI, 8: чего не предъявляется к апостолу), но и функциями, им принадлежащими. Пророки не как апостолы, не назначались к миссионерской деятельности, не были обязаны идти к язычникам с проповедью; они были проповедниками в существовавших уже христианских общинах, их задача заключалась в том, чтобы назидать христиан словом (XI, I).У святого Апостола Павла можно прочитать: «Говорит ли кто, говори как Слово Божие», а также в 1 Коринфянам в 13 и 14 главах наставления для пророков. В этом смысле пророки по своей задаче ближе подходили к деятельности учителей, и потому пророкам позволялось не только проповедовать в данной христианской общине короткое время, но и оставаться в ней для продолжительного пребывания (XIII, 1). Таким образом, были и странствующие, и оседлые пророки; и те, и другие играли очень важную роль в церковных общинах I и II века. Автор Didache занимается описанием пророческого служения очень подробно. Но еще важнее сами известия Didachе о пророках. Пророков автор этого памятника называет первосвященниками, ибо он говорит христианам: «пророки суть ваши архиереи», т. е. первосвященники (XIII, 3).

Близко к этому Лукиан в известной сатире говорит, что христиане называли Перегрина не только пророком, но и синагогевсом. Затем Didache замечает: «пророкам позволяйте говорить благодарения (ehcaristein), сколько они хотят» (X, 7). Главная задача пророка, по самой его идее, заключалась в том, чтобы наставлять верующих. Как это происходило и чему они учили? Пророки говорили не от себя, а от лица Духа Святого, говоря в экстазе, повторяя практику древних пророков. Свои речи они произносили в церковных собраниях, то есть, публично. Учить кого-либо наедине считалось не делом пророка. При этом, речи пророков и действие их на души верующих необходимо представлять себе не как, какие-либо импозантные импровизации, которые производили потрясающее впечатление, но это были простые поучения, производившие впечатление не простой истины, потому, что пророк неутомимо внушал то, что нужно было знать христианину. Сегодня лютеранский пастор во время Интроита провозглашая «Так говорит Господь» и после этого читая нужный отрывок из Писания, делает ничто иное, как пророчествует.

Третий класс лиц церковного авторитета ранней церкви, о котором с уверенностью можно стало говорить только после открытия памятника Didache, это, в собственном смысле, учителя (дидаскалы). Дидаскалы упоминаются в Didache при исчислении лиц, составляющих церковное предстоятельство, - после апостолов и пророков, следовательно, они стояли ниже этих последних. Учителя также принадлежали к лицам, ведшим странническую жизнь. О них вместе с пророками и апостолами говорится: «если кто пришедши станет учить» и т. д. Из этого видно, что они не были оседлыми учителями. Учителя учили христианским истинам те общины, которые они навещали; они, по выражению Didache старались об «умножении правды и знания Господа». В смысле
проповедников положение их не было так высоко, как положение пророков. Учителя составляли как бы дополнение к пророческой деятельности. Главное отличие учителей от пророков заключалось в том, что первые принимали свое звание по личному усмотрению (в послании Иакова говорится: «не многие делайтесь учителями» Иакова 1:3, - значит, каждый мог быть или не быть учителем: это его дело), напротив, пророк принимался за свое дело только тогда, когда он чувствовал, что его призывает к деятельности внешняя сила - Дух Святой. Впрочем, и учителя считали свою деятельность проявлением действующего в них Духа Святого, и потому они в древности причислялись к лицам, в известной мере обладающим высшим благодатным дарованием.

Институты епископов, диаконов, пресвитеров.

Интересным является еще один институт, возникший в ранней церкви - епископы, которые как диаконы составляли близко родственную между собою группу должностных церковных лиц. Они имели много общего в своем церковном положении и церковном служении. В древнейших памятниках обозначение должностей епископа и диакона всегда соединялось вместе, конечно, вследствие известного рода сродства этих должностей. Качества, которые требовались от лиц, избираемых в епископа и диакона, были почти тождественны, - опять доказательство того же тезиса. В управлении церковными делами диаконы в известных отношениях были самыми обыкновенными помощниками епископов, именно диаконы, а не кто другой: диаконат в некотором смысле был необходимым восполнением епископата. Послание святого Апостола Павла к филиппийцам начинается, как известно, приветствием к церкви Филиппийской с ее епископам и диаконам (гл. 1, ст. 1. В различных памятниках, не исключая и апостольского века, епископство называется диаконией. В памятниках послеапостольского времени встречается много такого, что говорит о сродстве епископата с диаконатом.

Первоначальное сродство епископов и диаконов прекрасно доказывается рассмотрением свидетельств касательно тех нравственных и практических качеств, которыми должны были отличаться как епископы, так и диаконы при исполнении их служения. Вот свидетельство апостольского века - из послания Павла к Тимофею. Апостол Павел требует совершенно одинаковых качеств от епископов и диаконов. Апостол о епископе говорит: он должен быть «непорочен, трезв», но того же он требует и от диаконов: диаконы должны быть «честны и непристрастны к вину». Апостол предписывает, чтобы епископ был «некорыстолюбив», но буквально с тем же требованием он обращается и к диаконам. Наконец, апостол Павел о епископе говорит: «он должен быть одной жены муж, хорошо управляющий домом своим, детей содержащий в послушании со всякою честностию»; а о диаконах он же говорит: «диакон должен быть муж одной жены, хорошо управляющий детьми и домом своим» (Гл. 3, 2 - 4.8.10.12). Сходство требований от епископов и диаконов ясно до очевидности.

Одновременно с этим, уже в Библии встречаются упоминания о пресвитерах. Так апостол Павел во время своего миссионерского путешествия рукополагает образовавшимся общинам пресвитеров, и поручает общины их попечению. Интересно что пресвитеров в данный момент посвящают не епископы, но миссионер-апостол.
»Пресвитеры суть начальствующие лица в данном местном христианском обществе: верные должны по заповеди апостольской подчиняться и покоряться им; они несут ответственность пред Богом о вверенных им душах; они предстоятели церкви, по отношению к которым верные должны оказывать полное уважение и воздавать честь; они пастыри, руководящие верных в благочестии и жизни, по заповедям Господним и апостольским; они епископы, блюстители веры и нравственности, они учителя, оглашающие паству свою словом истины; они совершители христианского богослужения не только общественного, но и частного, по требованию частных членов паствы своей.

Апостолы-благовестники оставляют на них попечение и ответственность за верных, поручая пастырской попечительности пресвитеров утвердить их в вере и доброй жизни, отстранять от соблазнов внутренних и оттуда приходящих». А затем автор формулирует свой взгляд в следующих выражениях, предотвращая всякий повод к каким-либо недоразумениям. «Должность пресвитеров (есть должность) епископов, пастырей и учителей - так характеризуется пресвитерское служение в Святом Писании. Новопросвещаемые общины христианские в них получили руководителей, учителей и епископов». Любопытнейшую особенность указывают нам апостольские правила, когда сообщают следующее известие. Когда начинался литургийный канон, то не только епископ, но и пресвитеры возлагали свои руки на освящаемые дары .

Управление ранней Церкви:

Церковное управление апостольского века было открытым и публичным. Трудно, едва ли даже возможно, отыскать в действиях апостолов какой-либо намек на то, чтобы они когда-либо действовали секретно от верующих, предпринимали какие-либо меры, не посоветовавшись предварительно со всею церковью данного места. Напротив, в Деяниях Апостольских находится множество свидетельств в пользу того, что они раскрывали перед всем множеством свои планы и осуществляли их по совещании с ним и при содействии его?. Христиане конца I и II века были деятельными сочленами Христовой церкви. В чем же это проявлялось? Прежде всего в деле чрезвычайно важном - в избрании себе пастырей по сердцу своему. Автор христианского памятника II века «Учение 12-и Апостолов» (Didachе), предписывает христианскому обществу или народу избирать самим себе епископов и диаконов (гл. XV, ст. 1). «Поставляйте себе, - речь обращена к церковной общине, - епископов и диаконов». По свидетельству другого апокрифического памятника законоположительного характера (II же века), под названием «Правила церковные» (Canones ecclesiastici), право церковной общины избирать себе епископов находится в руках мирян и представляется ничем неограниченным. В указанном памятнике разрешается вопрос: как поступать в том случае, если данная община пожелает иметь епископа (а нужно заметить, что в то время каждая община старалась иметь отдельного епископа), а между тем число членов ее, взрослых и граждански полноправных, способных принять участие в акте избрания, менее двенадцати человек» Поставляя на решение этот вопрос, памятник предписывает следующее: «если в каком-либо месте число мужчин-христиан невелико, так что не найдется и 12-и человек, имеющих право подавать голос при избрании епископа, то пусть они обратятся к соседним церквам, и эти пусть пришлют троих избранных мужей, вместе с которыми и следует определить, кто достоин епископской должности». Заслуживает внимания то, что в указанном памятнике как инициатива, так и процесс избрания епископа - исключительно привилегия мирян данной общины: после того, как почувствуется нужда иметь отдельного епископа, миряне, если община их очень мала, обращаются с письменной просьбой к ближайшей церкви прислать отсюда трех избранных мужей (по-видимому, тоже мирян), вместе с которыми они и обсуждают, кто из членов общины достоин епископского звания.

Поликарп в своих посланиях обращают речь к целым общинам, а не к каким-либо их представителям, следовательно, целые общины (а они состояли главным образом из мирян) являются компетентными в решении тех вопросов, по поводу которых ведутся рассуждения в посланиях. В послании св. Климента речь идет о лицах, которые протестовали против церковных предстоятелей, облеченных властью, - причем, рассуждая об этом деле, муж апостольский не отъемлет права у членов общины отстранять церковных должностных лиц; св. отец только изображает беззаконие такого поступка, когда были бы лишены должности люди, проходящие свое служение с достоинством. «Не малый будет грех на нас, - пишет св. Климент, - если неукоризненно и свято приносящих дары (т. е. евхаристию) будем лишать епископства. Блаженны предшествовавшие нам
пресвитеры, которые разрешились от тела: им нечего опасаться, чтобы кто мог свергнуть их с занимаемого ими места. Ибо мы видим, что вы (коринфяне) некоторых, похвально провождающих жизнь, лишили служения, безукоризненно ими проходимого» (гл. 44). Пользуясь случаем, Климент внушает коринфской общине следующее: «если Господь на служителей своих не полагается и в ангелах своих усматривает недостатки» (гл. 39), то христианам, обыкновенным смертным, нужно следовать по иному пути. Как Климент раскрывает мысль, что достойные предстоятели не должны быть лишаемы своего звания, так Поликарп, наоборот, старается внушить филиппийцам, чтобы они оказали снисхождение, приняли бы снова на свое служение такого пресвитера, который лишен был священнического места самой этой общиной. Муж апостольский говорит: «Сильно печалюсь из-за Валента, который некогда был у нас пресвитером, что он так забыл данный ему сан. Простите его, - увещевает св. Поликарп, - Бог вознаградит вас за
добродетели» (гл. 11-12). Очевидно, св. муж считает общину компетентной в таком вопросе, как возвращение на службу пресвитера, который потерял право на нее. По позднейшим понятиям, это есть дело епископа, а во втором веке указанное действие считалось правом мирян, самой общины. «Учение 12-и» указывает много второстепенных черт, свидетельствующих о весьма значительной доле участия народа в управлении церковной общиной. Община принимала и странствующего христианского «учителя» и должна была судить о его достоинствах (гл. XI, 1; XII, 1); ей же поручалось различать истинных пророков, какие появлялись и во II веке, от ложных, она же разрешала пророку отправлять известные функции (XI, 3. 11?12; X, 7) и проч. В особенности в этом памятнике встречается много предписаний, чтобы сама община заботилась о своем внутреннем религиозном благоустройстве и благочинии.

Представители церковного авторитета II века со своей стороны раскрывали мысль, что благо церкви заключается в единодушном действовании членов ее. Игнатий Антиохийский внушал: «составляйте же из себя вы все до одного хор, чтобы согласно настроенные в единомыслии могли быть всегда... и в союзе с Богом» (К Ефес., гл. IV). Еще сильнее утверждает в подобном же воззрении Климент Римский; он говорит: «ни великие без малых, ни малые без великих не могут существовать. Все они как бы связаны вместе, и это доставляет пользу» (Поел., гл. 37). В таком же роде можно находить рассуждения у святых Иустина и Иринея Лионского.

Из приведенных выше исторических показаний с достаточной ясностью открывается, как велико было участие мирян в делах, касающихся церковной общины, этого религиозного организма. Миряне являлись не пассивным, а напротив, очень энергическим элементом в жизни церкви не только I, но и II века. Тем не менее, с течением времени положение этого дела сильно изменяется. Лучшие церковные писатели III века еще часто приводят себе на память мысли о том, в каком близком отношении должен поставить себя христианин к делам церкви, какие он имеет права на участие в делах веры и жизни церковной, как близко к сердцу он должен принимать интересы церковные и не считать их чуждыми для себя. Принимая во внимание слова апостола Петра (I Петр., 2, 5.9) о христианах: «вы священство святое, вы род избран, царское священство», писатели III века ясно раскрывали воззрение, что христиане суть священники, разумея под этим не идею всеобщего священства, а ту близость, какая должна соединять пастырей и паству и из какой образуется единая и нераздельная церковь. Тертуллиан ни на минуту не хочет выпустить из внимания мысль, что нет такой черты, которая разделяла бы мирянина от священника на большое расстояние. Он внушает верующим: «Иисус Христос сделал нас
священниками Богу, Отцу Своему». Он находит, что никак не следует клир представлять себе как что-то отдельное от мирян. В этом смысле он спрашивает: «Откуда епископ и клир? Не из среды ли всех?». Он, Тертуллиан, не может представить себе, чтобы по снисхождению позволялось мирянам нечто такое, что, однако же, было бы запрещено священнику. Он не знает такого различия: «какое безумие полагать, что мирянам, - говорит он, - дозволено то, что запрещено священникам; разве миряне не то же, что и мы, священники?». Тот же Тертуллиан писал: «Где трое собраны, хотя бы то были и миряне, там церковь. Ибо каждый живет собственною верою, и Бог не отдает предпочтения
одному лицу пред другим, а следовательно, - замечает он, - если ты носишь в себе права священника, то ты должен и следовать предписаниям, касающимся священника».

Ориген, учитель Александрийской церкви, со своей стороны тоже объявлял, что нет такой разграничительной черты, которая разделяла бы пасомого от пастыря и которая поставляла бы его много ниже этого последнего. Он разъясняет: ключи, которыми отверзаются врата небесные, суть целомудрие и правота. Они не единственно в руках священников; ибо каждый христианин - священник и наставляется Богом. Путем исповедания веры можно сделаться подобным апостолу Петру, ибо если верующий, как и Петр, утвердится на камне, т. е. во Христе, то он достоин носить это символическое имя. Обращаясь к епископам своего времени, тот же Ориген говорит: «Грешит против Бога каждый епископ, который исполняет свое служение не как раб с прочими сорабами, т.е. верующими, но как господин (их)». Таким образом, Ориген не решается возвышать клир за счет мирян, а как бы Доставляет их совершенно на одной линии. В таком роде христианская литература третьего века представляла себе отношение двух элементов церкви - клира и мирян; она пробуждала самоуважение в простых верующих и старалась изгнать из их сердец рабский страх пред иерархическим авторитетом.

Ввиду таких представлений о мирянах, как ничуть не обездоленной и безличной части христианского общества, как о таких членах церкви, над которыми не тяготеет никакого видимого, подавляющего авторитета, носители церковной власти решительно допускали мысль, что мирянам должно быть свойственно интересоваться делами церкви, - они ясно выражали требование, ясно объявляли о правах мирян на участие в важнейших делах церкви. Киприан Карфагенский говорит, что сила церковных постановлений заключается в согласии мирян принять такие постановления. Епископ Карфагенский писал: «Кротость, учение и самая жизнь наша т. е. жизнь пастыря) требуют, чтобы предстоятели, собравшись с клиром в присутствии народа, распоряжались во всем, по общему согласию». Церковь, по определению того же Киприана, есть общество, сосредоточенное в своем епископе, и стадо, нераздельное от своего пастыря. Вследствие этого, миряне не могли встречать противодействия со стороны иерархии, если они стремились принять участие в делах управления церковью. Этого участия искали и желали тогдашние пастыри. В то время представлялось странным, если бы какой-нибудь церковный вопрос, прямо касающийся мирян, был бы решен без их воли и согласия. Так, Римская церковь, рассматривая участие народа в решении церковных вопросов как необходимое условие для твердости того или другого решения этих вопросов, писала в Карфаген при Киприане: «нам кажется весьма неприятным и тяжким произносить частное суждение (т. е. суждение одного клира без народа), так как не может быть твердым постановление, не подтвержденное согласием большинства». Такого рода деятельное участие народа в особенности требовалось при избрании пастырей церкви. Вот как об этом говорит Киприан: «Мы знаем, что Богом постановлено, чтобы священное лицо было избираемо в присутствии народа пред глазами всех, и чтобы его достоинство и способность были подтверждены общественным судом и свидетельством. В Ветхом Завете повелевает Господь, - пишет Киприан, - пред всем сонмом поставить священника», т. е. учит, чтобы поставление священника не иначе совершалось, как с ведома предстоящего народа, так что присутствующие имели бы возможность объявить и преступления злых и возвестить заслуги добрых. Тоже, по божественному наставлению, соблюдалось и впоследствии. Затем, представив пример избрания Матфея на место Иуды и поставление семи диаконов, при чем принимал участие весь народ, Киприан продолжает: «так внимательно и осторожно, при собрании всего народа совершаемо было это дело для того, чтобы кто-нибудь недостойный не поступил на служение алтарю и на место священника (т. е. вообще духовного лица). Поэтому тщательно нужно соблюдать это правило, - внушает этот отец церкви, - и хранить его». Современник Киприана, Ориген, избрание пастыря народом тоже выставлял как гарантию, что действительно выбирается человек самый лучший, и что миряне, конечно, будут довольны тем, кто избран ими же самими. Этот писатель говорит: «При поставлении епископа требуется присутствие народа, чтобы это дело было всем известным, потому что во священники (т. е. На иерархическую должность) избирается тот, кто имеет преимущество пред всеми, кто всех образованнее, святее и отличается всеми добродетелями. В этом деле должен участвовать народ, чтобы после не стал кто-либо прекословить и чтобы не вышло какого-нибудь неудовольствия».

Таким образом, мы видим, что, по свидетельству учителей и писателей церкви III века, миряне считались активными членами церкви; они не отделялись от иерархии, как-то не
принадлежащее к ней, как что-то низшее ее. Мало этого: миряне призывались к деятельному, живому участию даже в важнейших делах церкви. Миряне прежде всего участвовали в суде над лицами, преступившими законы церкви, они выслушивали публичную исповедь кающихся, принимали в церковь, наравне с клиром, тех, кто возвращался к православному обществу от какого-нибудь заблуждения. Так, известно, что суд над Новатом, возмутителем карфагенской церкви, производился при общем собрании мирян, для этого, по желанию народа, назначен был определенный день. Ориген, упрекая слушателей в нерадении к церковной проповеди, замечает, что они приходят в церковь едва только в праздники и по поводу публичного покаяния, во время которого, по свидетельству Оригена, кающийся должен был просить прощения не только у епископа, но и у мирян. По словам Тертуллиана, публичная исповедь требовала, чтобы кающийся «просил о принятии в общение епископов и пресвитеров, коленопреклонялся пред исповедниками и умолял всех братий».Историк Евсевий рассказывать следующий факт, подтверждающий это свидетельство Тертуллиана. Исповедник Наталий, увлеченный монархианскою ересью и отлученный от церкви римским епископом Виктором, решился потом возвратиться к церкви, и для этого умолял о принятии его в общение не только епископа Зефирина (римский епископ начала III в.), но и весь народ. «Он пал к ногам епископа, - говорится у Евсевия, - валялся у ног не только клира, но и мирян, пока наконец своими слезами не тронул чадолюбивую церковь» (кн. V, гл. 28). В указанных случаях участие мирян не было только формальным и номинальным; нет, оно имело
действительное значение. Это видно из того, что епископам приходилось иногда упрашивать мирян, чтобы они не отвергали того или другого христианина, приходившего с покаянной головой к церкви. Замечательный случай в этом роде встречаем в деятельности Киприана. Миряне решительно не соглашались принять в церковь некоторых людей, раскаяние которых казалось подозрительным, и Киприану нелегко было убедить своих пасомых сменить гнев на милость. Киприан писал Корнелию, епископу Римскому: «О, если бы ты, возлюбленный брат, мог быть с нами, то увидал бы, чего стоит мне склонить к терпению наших братьев, чтобы они, умеривши сердечную досаду, склонились на принятие злых и на заботу о них. Едва убеждаю я народ, - замечает Киприан, - даже силою понуждаю, чтобы не противились принятию таковых».

Но особенно ясно и решительно миряне проявляли свои права на участие в делах церкви в вопросе об избрании пастырей. Обычай призывать народ к участию в этом деле твердо сохранялся в II веке. Киприан называет указанный обычай установлением божественным и уверяет, что он всегда держался его. При одном случае он писал клиру и народу: «обыкновенно при поставлении (посвящении) клириков мы советуемся с вами и общим голосом обсуждаем поведение и заслуги каждого». Он даже заявляет, что «народ имеет полную власть как достойных избирать во священники, так и недостойным отказывать в доступе сюда». Избрание пастыря народным голосованием и в самом деле было самой правильной формой положения церкви. На служение Церкви избирались лица из самого же общества мирян. Естественно, что никто не мог так хорошо знать качества и способности и жизнь вбираемого, как сами миряне. Народное избрание ручалось, что избран человек лучший во всех отношениях, с другой стороны оно же устраняло в будущем возможность каких-либо пререканий и неудовольствий между пастырем и пасомыми. Постановления Апостольские - этот памятник, содержащий в себе много сведений, характеризующих II и III века, - без сомнения, имеет в виду указанную эпоху, когда рисует нам картину, как происходило избрание епископа в древности (кн. VIII, 4). Если освобождалась епископская кафедра, то народ вместе с клиром рассуждал о выборе нового епископа, предлагались различные кандидаты, оценивались достоинства и недостатки; после всех этих рассуждений выбор падал на какое-либо определенное лицо. Затем назначался день для посвящения избранного. И эта процедура имела целью опять-таки выяснить, действительно ли данное лицо поставляется с согласия народа, и
потому, прежде рукоположения, старший из епископов, явившихся для посвящения, обращался к клиру и народу троекратно с вопросом: тот ли это, кого они требуют себе предстоятели? Действительно ли он достоин епископского служения? Все ли согласны на его избрание? Когда получался от народа ответ утвердительный на все эти вопросы, происходил самый факт посвящения.

С III-го века происходит энергичное выделение класса клириков из класса мирян; мало-помалу проводится разграничительная черта между духовенством и народом. Уже в конце II века, начинают высказываться воззрения о преимущественных достоинствах клира, каких не могут иметь обыкновенные миряне. Центр тяжести церковной жизни переносится с большинства общины на одну точку ее - на клир. Писатели начинают приводить воззрения, имеющие целью указать значительное пространство, разделяющее духовенство от мирян. Стремление выделить клир от мирян становится типической чертой III века; и это стремление высказывается очень многими и очень часто. В так называемых Климентинах, апокрифическом произведении конца II века, говорится уже к мирянам: «знайте, что вы только чрез епископа ко Христу, а чрез Христа к Богу можете быть приведены». В тех же Климентинах читаем: «диаконы должны наблюдать над внешнею и нравственною жизнью братии и давать об этом отчет епископу. Назначение епископа - повелевать, а назначение простых христиан - слушаться, ибо епископ наместник Христа». Замечательно, что в Климентинах ни одним словом не упоминается о праве мирян избирать епископа, очевидно, автор не разделял уже подобного воззрения. В III веке собственно слова «клирик» и «мирянин» (лаик) начинают часто встречаться у церковных писателей, и этим словам дается особенный смысл. Под клириком стали разуметь человека, близкого к Богу, а под мирянином человека, удаленного от истинной святости, в значении профана. В этом же смысле часто уже употребляет выражения «клирик» и «миряне» и Климент Александрийский. Климент рассматривает клир, как такое сословие или состояние в церкви, которому принадлежит право учить, творить суд и управлять; это состояние представляется в его глазах с таким значением, что гностик, т. е. ученый христианин, должен считать за счастье принадлежать к этому сословию. Он столько же отличает клириков от мирян, сколько отличаются пастухи от овец. Некоторые писатели уже начинают употреблять выражение ordo в применении к клиру и plebs в приложении к мирянам, т. е. употреблять эти термины в том же смысле, в каком они известны были в римском праве: ordo - в смысле сената и в смысле начальства в каждом городе, a plebs - в смысле подчиненного, бесправного народа.

Полагают, что во времена Киприана или около того проводится наиболее ясным и резким образом разграничительная черта между клиром и народом в мышлении церковных представителей. Пастырь и паства не продолжают утверждать и поддерживать того внутреннего единения, которое отличало пастырство и пасомых в более ранние времена церкви; напротив, противопоставление одного элемента другому является господствующим стремлением. Происходит, по крайней мере в идее, выделение клира от народа: иерархия хочет стоять не в среде народа и не рядом с народом, но высоко над народом. Иерархия хочет усвоить себе владычество над мирянами, и от мирян требовать рабского подчинения. В какую форму отлились клирикальные представления об отношении пастырей и пасомых к концу III века, об этом интересные сведения находим в так называемых Постановлениях Апостольских. Данный источник, очерчивая на этот
раз послекиприановское время, даёт как бы кодекс тех воззрений о взаимных отношениях клира и мирян, какими стала жить церковь к концу III века. Здесь пастыри называются «господами», «владыками» над мирянами, мирянам же внушается почитать их как «царей»: «пастырь, - говорится в Постановлениях, - это после Бога земной бог ваш».

Пастырю вручена безусловная власть над мирянами: «тебе, пастырю, надлежит, - внушается здесь, - начальствовать над подчиненными, а не быть у них под начальством, потому что и сын не начальствует над отцом, ни раб над господином, ни ученики над учителем». Миряне сами по себе ничего не должны делать без воли епископа: даже
раздавать дары бедным должны чрез него же. Постановления говорят: «вы, миряне, ничего не делайте без епископа; если же кто сделает что без епископа, это попусту, ибо им не вменится в заслугу. Потому все, что только совершает мирянин в отношении к другому (разумеется благотворительность), да бывает известно епископу и чрез него да совершается. Без епископа пусть он не делает совершенно ничего. Бедным мирянам пусть не сам дает что-либо, а чрез епископа». Епископ или вообще пастырь, по Постановлениям, должен быть бесконтрольным распорядителем церковных имуществ. Здесь внушается мирянину следующее: «тебе, мирянину, прилично только давать, а ему, пастырю, раздавать, потому что он хозяин и правитель церковных дел. Не требуй у своего епископа отчета и не наблюдай за хозяйствованием его: как, или когда, или кому, или где, хорошо или худо, так ли как должно распоряжается им. У него есть один требователь отчетов - Господь Бог». Наконец, в том же памятнике (кн. II, гл. 28.14) внушается христианам не слишком беспокоить епископа, потому что он важное лицо. «Начальника своего, т. е. епископа, не легко пусть беспокоят, но что желают дать, то пусть предлагают чрез
служителей (диаконов), к которым пусть и имеют большее дерзновение. Миряне, если хотят что-либо сообщить епископу, пусть делают известным это ему чрез диакона же. Ибо и к Вседержителю Богу приходят не иначе, как чрез Иисуса».

Вообще Постановления величают пастыря главою, а мирян, не обинуясь, называют «хвостом». К числу более выпуклых фактов, в которых выразилось стремление клира III
века поставить себя выше мирян, отделить себя от них резкой чертой, поставить себя в привилегированное положение: 1) отъятие у мирян права проповеди в церкви, 2) насколько возможно, устранение себя клиром от мирских житейских занятий.

Клир, стремясь отделить себя от прочего общества и создать из себя корпорацию с высшими преимуществами, присваивает исключительное право учительства в церковных собраниях. Это было в III веке новостью, которой не знали ни век апостольский, не эпоха послеапостольская. В первоначальной Апостольской церкви проповедь в церковных собраниях подчинялась тому же правилу, какое было в практике иудейских синагог. А в синагогах право проповедования было достоянием всех тех лиц, которые вообще получили религиозное образование. В этом отношении свобода проповедования в синагоге была так велика, что позволялось говорить даже чужестранцам и лицам, не принадлежащим к известной синагогальной общине. Поэтому, как здесь способные к тому могли читать и изъяснять Священное Писание и предлагать поучение, так и в церкви Апостольской право поучения принадлежало всем призываемым к этому делу внутренним побуждением, за исключением лишь женщин (1 Кор., 14, 28?35). В церкви послеапостольской видим нечто подобное же. Во II веке продолжали существовать харизматические наставники: «пророки» и «дидаскалы» (учителя) (1 Кор., 12, 28). Они учили беспрепятственно в церковных собраниях; препятствие им могли полагать одни миряне в том случае, если находили, что пророки и учителя не отвечали своему призванию. Конечно, харизматических учителей, несмотря на их священный характер, нельзя относить в строгом смысле к классу иерархов. Подобно этим харизматическим учителям, известны своей проповеднической деятельностью во II веке чтецы, хотя они довольно долгое время не относились к клиру. В древнейшей первооснове Постановлений Апостольских (кн. VIII, гл. 32 ad fin.), носящей на себе отпечаток христианской жизни II века, мирянину прямо предоставляется право проповедовать в церкви, наравне с полноправными проповедниками слова Божия, разумеется под условием, если мирянин будет человеком, способным вести указанное дело. «Древняя церковь (II в.) в деле поучения отдавала больше предпочтения личной умственной и нравственной компетентности, чем званию».

Не так стало в церкви в III веке. Клир настойчиво удерживает за собой право учительства и проповеди в церковных собраниях. Право мирянина на учительство уже рассматривается со стороны Иерархии как узурпация ее, иерархии, преимуществ. То же стремление клира отделить себя от народа, возвысив себя над мирянами, выражается, с другой стороны, в устранении себя от мирских занятий даже в том случае, когда эти занятия должны были давать средства к жизни. Клир в данном случае стремился сделать из себя, говоря словами выше цитированного отца церкви: «двор совершенных, возвышение для ангельских ликований». Мир и его дела являлись как бы скверною, соприкасаться с которой было недостойно пастыря. В этом случае иерархия III века, а пожалуй и II века, не остается верной практике времен апостольских. В высшей степени вероятно, что в первоначальной церкви лица, принимавшие на себя церковные должности, оставались при тех житейских профессиях, при каких они были до времени избрания в иерархическую степень, пропитывая себя и своих присных на те средства, которые получались от их труда. В то время стоявшие во главе той или другой церковной общины пастыри совершенно свободно могли с исполнением их церковных обязанностей соединять продолжение тех самых занятий, какие им доставляли средства содержания до поставления их в клир. И первоначальный образ воззрений христиан не мог приводить к мысли о непристойности соединять дело пастырства с мирским трудом, так как крепко держалось убеждение, что каждое мирское занятие, если оно совершается с христианским расположением духа, через это получало освящение; да и притом, было хорошо известно, что апостолы с проповедыванием Евангелия соединяли и занятие своими ремеслами.

Не так было впоследствии. Пастырство II и, в особенности III века, все более и более начинает устранять себя от житейских профессий, предоставляя такие лишь мирянам. Возникло старание намеренно удержать духовенство от снискания пропитания какими-либо житейскими занятиями. Подобные занятия в III веке уже казались не соответствующими достоинству духовного лица, считались лишь принадлежностью мирян и строго воспрещались духовенству. Подобные воззрения выражаются уже в апокрифическом сочинении конца II века - в Климентинах. Здесь внушается епископу: «тебе нужно вести жизнь непорочную и совсем чуждаться всяких житейских занятий. Не принимай на себя занятия доверенного лица и адвоката и вообще не принимай на себя никакой мирской профессии. Ведь не судией и не оценщиком золота и не другим чем подобным поставил тебя Христос; отдавшись заботам о мирских делах, не будешь иметь времени на то, чтобы по справедливости отличать злых людей от добрых. Нечестиво принимать на себя мирские хлопоты, оставивши в стороне то, что тебе повелено делать».

Те же воззрения, но с особенной ясностью, высказываются в сочинениях Киприана. Вот, например, как он говорит об этом: «каждый из клириков или служителей Божьих должен служить только алтарю и жертвам и заниматься только молитвами и молениями. Этот образ чиноположения и обязанностей прежде в ветхозаветном законе соблюдали Левиты. В то время, как одиннадцать колен разделили страну и брали в ней участки, колено Левитов, предназначенное для занятий при храме, алтаре и божественных службах, не должно было участвовать в этом разделе; но предоставляя другим возделывать землю, оно долженствовало служить только Богу, на пищу же и одежду получать от одиннадцати колен десятину с плодов, производимых землею. Таков же чин и порядок соблюдается клиром и ныне. Те, кто избирается в церквах Божьих в духовный сан, не должны ничем отвлекаться от божественного служения, не должны жить приношениями как бы десятинами от плодов». Воспрещение духовенству заниматься мирскими делами встречаем и в так называемых Правилах Апостольских.

Правила Апостольские возникли в разное время в промежутке от II по V века, но нижеприведенные правила, судя по их характеру, носят печать III века. В них (пр. 6 и 81) говорится: «епископ, пресвитер и диакон не должен принимать на себя мирских попечений, иначе да будет извержен из священного сана; ибо им подобает неупустительно быть при делах церковных». Подобными мыслями изобилуют и Постановления Апостольские - памятник того же рода, как и Правила Апостольские. Здесь, очевидно, высказываются идеалы III века, когда автор, согласно с Киприаном, говорит: «как в Ветхом Завете священники имели содержание от мирян, так и в Новом Завете те, кои живут для церкви, должны питаться от нее же». Постановления Апостольские прилагают к духовенству слова Христа, сказанные апостолам: «ибо трудящийся достоин награды за труды свои» (Лук. 10, 7), хотя, кажется, правильнее эти слова прилагать к странствующим миссионерам прежнего и будущих времен. Подобного рода предписаниями хотели достигнуть двоякой цели в отношении к клиру. Во-первых, имелось в виду поставить духовенство вне зависимости от мирян, так как, например, большая часть гражданских должностей находится под начальством мирян: казалось неприличным зависеть духовенству от кого-либо в случае принятия на себя духовным лицом каких-нибудь гражданских должностей. Во-вторых, отклонение от занятий житейских вообще имело целью выделить духовенство, как класс людей высшей нравственности, от всех остальных людей, погруженных в мирскую суету, а с тем вместе сделать более наглядным расстояние, отделяющее духовенство от народа.

Амвросий, епископ Медиоланский, в послании к одной церкви умоляет, «чтобы, по примеру отцов, избрание епископа было по согласию народа, и чтобы не давали делу значения, если народ не соглашается принять предлагаемого ему епископа».Особенно выразительно писал Василий Великий о народном избрании епископа, представляя это дело для каждого из них как бы собственным делом. «Умоляю вас рассудить, размыслить, что при том или другом окончании дела каждый сам вкусит первый плоды его, а потому попечение об общественном деле, как это случается, не возлагать на другого, чтобы впоследствии каждый по своему нерадению не навлек на себя беды». В V веке папа Лев Великий также ясно признает значение паствы в выборе иерархов. Лев писал: «При поставлении священников нужно ожидать голоса граждан, свидетельства народа, суждения почетных людей, избрания клира, чтобы во всем соблюдался порядок апостольский». «Никто да не поставляется против воли и желания народа, чтобы народ, претерпев понуждение, не возненавидел и не стал презирать нежелаемого епископа и не потерял должного благоговения, как скоро ему не позволяют иметь епископом того, кого он желал».Тот же папа при другом случае настойчиво отмечал: «кто должен предстоятельствовать всем, тот должен и быть выбран всеми».

В пользу избрания духовных лиц народом в IV веке возвышаются голоса даже некоторых соборов. Это стремление прежде всего нужно приписать Первому Вселенскому собору. В окружном послании собора говорится: «по кончине кого-либо из епископов на его место может быть возведен и новообращенный, если только он будет того достоин и народом избран». В правилах собора Иппонского в Африке (в конце IV века) говорится: «никто не должен быть посвящен, если за него нет ручательства народа». Уже в IV веке (если не ранее) народ начинают устранять от избрания епископов. Затем появляются определенные правила, которые полагают ограничение для власти народной в выборе пастырей. Поместный Лаодикийский собор в IV веке постановляет первое свое определение с указанной целью. Одним правилом этого собора устранена от участия в выборах самая беспокойная часть народа: чернь. Правило (13) гласит: «да не будет позволено сборищу народа избирать имеющих быть поставленными во священство». Впоследствии и гражданское законодательство старается об ограничении власти народной - в том же отношении. По законам Юстиниана, из всего народа, как лица компетентные в избрании епископов, упоминаются одни только знатные граждане, значит, прочий народ лишен права выбора. В ту же эпоху утвердилось правило: подвергать наказаниям лиц духовных, если они переходили в другое звание. В седьмом правиле Халкидонского IV Вселенского собора говорится: «если кто однажды поступил в клир, тот не должен переходить ни в военную службу, ни в мирской чин; если же кто дерзнет на таковое и не возвратится с раскаянием к тому, что прежде избрал ради Бога, да будет предан анафеме».

Законодательство Юстиниана идет еще далее. По законам Юстиниана положено: «если кто вздумает самовольно оставить духовное звание и возвратиться к мирской жизни, то все его имущество обращается в собственность той церкви, к которой он принадлежал; сам же он, по лишении прав состояния, низводится в низшее сословие». В том же периоде происходит окончательное устранение мирян от права проповеди в церкви. На Карфагенском соборе конца IV века определено: «мирянин, в присутствии членов клира, не должен осмеливаться проповедовать без их позволения». Самое же авторитетное правило на сей конец положено на Трулльском соборе VII века. «Не следует мирянину, - говорится в 64-м правиле этого собора, - держать речь или учить всенародно и таким образом брать на себя учительное достоинство, но (следует) повиноваться преданному от Господа чину, отверзать слух по отношению к приявшим благодать учительского слова и от них поучаться божественному».

Епископское управление церковью.

Вследствие того, что во 2-3 веках в церкви епископов было столько же, сколько и христианских городов, каждый епископ всеми делами церковными управлял прямо и непосредственно; он всегда совершал богослужение для своей общины, он знал всех своих пасомых лично и домашним образом. При епископе находилось несколько пресвитеров в качестве его помощников. Число их было крайне ограничено, так как обыкновенно в большинстве городов было по одной церкви, в которой совершалось богослужение. Пресвитеры составляли совет епископский (пресвитерий), без совещания с ними предстоятель церкви, епископ, не предпринимал ничего сколько-нибудь важного. В состав этого совета пресвитерского входили и диаконы. Без сношения с этим советом епископ не поставлял никого в церковные должности, не распоряжался церковным имуществом, не творил суда. В случае смерти епископа этот церковный совет брал на себя дела управления церковью - до времени поставления нового епископа.

Так как епископ допускал к участию в управлении церковью многих клириков, и так как сами миряне в известных отношениях тоже не лишены были подобного участия, то церковная община носила возвышенный нравственный характер; церковь каждого христианского города представляла собой братство в буквальном смысле: братство, в котором все друг другу помогали, взаимно связаны были единством интересов. Надзор епископа за пасомыми был не номинальный. Св. Иоанн Златоуст говорит о епископе: «Он разделяется на такое множество народа и имеет особенные заботы о каждом из подчиненных». «Если епископ не будет ежедневно посещать домов более, чем как делают это городские смотрители (полиция), то отсюда происходят невыразимые неудовольствия, ибо не только больные, но и здоровые желают посещений его». Эта же мысль в указе одного из византийских императоров разъясняется так: «апостолы не для чего иного обходили вселенную, как для того, чтобы преподавать правую веру всем людям. И так должно и архиереям, как их наследникам, входить и в хижину бедняка, обстоятельно знакомиться с его состоянием и направлять его на путь истинный, вообще хорошо знать свой округ». Таковые обязанности возлагались на епископа даже позднее III века, после которого епископские округа уже расширились; весьма естественно предполагать, что надзор епископа над пасомыми раньше, когда паствы были еще невелики, оказывался еще внимательнее, полнее и всестороннее. Вследствие сейчас указанных отношений, епископ, конечно, знал своих пасомых, пасомые - своего епископа, а не так, как у нас: где нередко пасомые во всю жизнь и не видывали своего архиерея. Вообще устанавливалась близкая связь между епископом и паствой, отчего паства с такою-то ревностью и занималась в первые века вопросом об избрании епископа: епископ обязательно был нужен для нее, безусловно полезен.

Отношения епископа и клира, епископа и мирян, без сомнения, представляли много симпатичного, поучительного. На близкую, неразрывную связь пастыря (епископа) и пасомых прекрасно указывает следующее обстоятельство: в период II и III веков совсем не было обыкновения, чтобы архиерей переходил с одной кафедры на другую: епископ смотрел на себя как на вступившего в духовный, неразрывный союз со своей паствой. Поэтому, когда позднее, с IV века, стало входить в обыкновение перемещение архиереев с одной кафедры на другую, т. е. из одного города в другой, то многие протестовали против подобного явления, как своего рода аномалии.

В церковных правилах и определениях древнейший вид церковной общины, управляемой епископом, был ли он прост или сложен, носил греческое название: парокия. Слово это значит поселение известного рода людей среди других, им чуждых, т. е. означает колонию. Этим выражалась та мысль, что христиане, составляя общину среди язычников известного города, были как бы пришельцами между ними. Впоследствии, когда христианство умножилось, название парокия заменилось словом епископия, которое точнее указывало характер управления церковной общиной.

Нравственный идеал пастыря II и III века отчасти можно изучить на тех церковных правилах, которыми указывалось, каких пастырей община должна была избирать себе. В известном памятнике Didachе (XV, 1) на этот счет говорится кратко: «Избирайте и поставляйте достойных епископов и диаконов, мужей кротких и несребролюбивых, истинных и испытанных». Подробнее предписания в так называемых Canones ecclesiastici, но они тоже общи. Здесь выражаются следующие требования от епископа, дьякона и даже чтеца - в большей или меньшей степени. «Нужно разузнать, - говорится в этом памятнике, - при поставлении пастырей, удерживаются ли они от грехов, сострадательны ли к бедным, честны ли, не пьяницы ли, не блудники ли, не корыстолюбивы ли или не болтуны ли, беспристрастны ли...» и т. п.

А каким должен быть пастырь, главным образом епископ, в своих отношениях к пастве, идеал этот начертан в следующих внушительных словах Апостольских Постановлений (Кн. II, гл. 20) в древнейшей их части. «Епископ должен любить мирян, как детей, согревая и любя их страстно, как яйца, из которых должны вывестись цыплята, или держа их в недрах, как птенцов, из которых должны вывестись куры, всех научая, всех, кого только нужно наказывать, бия, но не поражая. Кто из мирян вследствие бесчувствия и оцепенения погрузился в глубокий (нравственный) сон, и по причине тяжести сна забыл уже о требованиях христианской жизни, и так далеко ушел от собственного стада, что может быть пожран волками, того отыскивай, и вразумляя обращай и убеждай трезвиться и вселяй в него надежду». Епископ должен так далеко простирать свое попечение о спасении верующих, что «пусть даже он усваивает себе прегрешения другого и говорит ему: ты только обратись, а смерть за тебя возьму я, как Господь взял смерть за меня и за всех, ибо пастырь добрый полагает жизнь свою за овец. Ты, как пастырь любвеобильный и пастух усердный, считай стадо, и чего не достает, то разыскивай. Будучи врачом церкви Господней, ты употребляй врачевание, приличное каждому больному, лечи всячески и вылечивай». Теперь спрашивается: отвечали ли пастыри церкви II и III века своему идеалу?

Необходимо заметить, что вообще пастырство этого времени своей ревностью о душевных пользах ближнего, об удовлетворении духовных потребностей народа, своим самоотвержением и искренностью представляет отрадное явление в церковной истории.

Назад в будущее

»Больше всего в своей жизни я боюсь епископов»,- писал Иоанн Златоуст. Самое страшное существо на этой земле - это человек, бунтующий против Божией воли, Его порядка и мироустройства, в какой бы сфере это не было: государства, армии, религии, хотя конечно хуже всего, если это касается Церкви.

Будущее лютеранской церкви в Восточной Европе сегодня без всякого сомнения зависит от решения - вернуться к учению Слова и идеям Великой Реформации, или двигаться по пути все большего отступления от свободы и библейского учения.

Подведем итоги вышесказанного и сделаем выводы:

1. Церковь распространяет саму себя посредством проповеди Слова, которое вселяется в сердца верующих сверхъестественно, как Божий дар. Это работа Святого Духа, который использует людей, как свои сосуды, подавая веру где хочет, кому хочет и когда хочет. Церковь - это минимум двое и больше людей, возрожденных для вечной жизни Словом и Таинством крещения.

2. Господь делегировал Свою власть всей Церкви чтобы провозглашать Евангелие. Исполнение этой заповеди - главное предназначение Церкви.

3. Никто из верующих персонально или группа верующих не обладает исключительной властью над церковью и в церкви. Власть дана всей церкви. Ею невидимо управляет Святой Дух посредством соборного общения всех верующих.

4. Учение о «клире» и «мирянах» противоречит Библии. Правильным библейским учением является учение о «всеобщем священстве всех верующих».

5. Диаконы, пасторы(пресвитеры), епископы являются результатом «творчества» христианских общин. Они обладают властью на столько, насколько им ее делегирует община. Нет диаконского, пресвитерского и епископского служения вне общины, равно как нет пожизненного звания диакона, пресвитера или епископа, если последние не несут более своего служения.

6. Призвание для служения диакона, пресвитера и епископа осуществляется со стороны Бога, говорящего в сердце кандидата на это служение, и общины, которая определяет достоин ли кандидат для служения. Прекращение фактического служения диакона, пресвитера и епископа лишает последних их звания.

7.Не существует никакого особого духовного дара у диакона, пресвитера и епископа вне служения в христианской общине.

8. Так называемая «апостольская суксессия» существует в том смысле, что церковь, состоящая из призванных святых, являющихся царями и священниками во Христе, продолжают дело апостолов.

9. Католическо-православное учение о формальном рукоположении является искажением учения Библии о природе церкви.

10. Апостолы, пророки и учителя - особые дары служения, которые возникают в Церкви сверхъестественно по воле Божией. Христианская община имеет право определять истинность или ложность призвания.

11. Все верующие имеют власть провозглашать Евангелие и отправлять Таинства. «Христианское священство» есть делегированные общинной верующие, чтобы получать содержание и доверие от общины выступать от ее лица.

12. Служение в церкви, как и спасение можно потерять в силу отвержения спасительной веры и фактического оставления своего служения - явно или формально.


Пастор московской евангелическо-Лютеранской общины Константин Андреев